7 октября 2006 года в Москве, на Лесной улице, в доме 8/12 был обнаружен труп обозревателя «Новой газеты» Анны Степановны Политковской, которая снимала в этом доме квартиру. Она была застрелена в лифте, в начале пятого. Работа была профессиональная: два выстрела, контрольный в голову, оружие — «Макаров» — сброшено. Есть какая-то видеозапись преступника, по которой можно понять, что это был мужчина без особых примет

Начало пути

   Анна Степановна Политковская родилась в 1958 году в Нью-Йорке, в семье высокопоставленных советских дипломатов. По некоторым сведениям, глава семьи работал под дипломатическим прикрытием по разведывательной линии. Сейчас это почему-то считается компроматом, но вообще-то большая часть дипкорпуса любой страны так или иначе связана с разведкой.

   Родители Политковской были украинцами, так что девичья фамилия Анны Степановны — Мазепа. Эти два обстоятельства — место рождения и происхождение — сыграли в судьбе Политковской определённую роль.

   По окончанию дипмиссии семейство Анны Степановны устроилось в Москве. Разумеется, перед девочкой из номенклатурной семьи были открыты все дороги. Она поступает на сверхпрестижный в те времена факультет журналистики МГУ, который и заканчивает в 1980-м году. Место это тогда было не только блатным, но и чрезвычайно либеральным. Её дипломная работа была посвящена творчеству Цветаевой — поэтессы не то чтобы совсем запрещённой, но в корпус советских поэтов никаким боком не входящей. Это был жест.

   В 1978 году Анна выходит замуж за Александра Политковского, получившего известность в восьмидесятые как ведущий программы «Взгляд». В дальнейшем её избранник, кстати, ненадолго прославился как народный депутат, но это было потом.

   Да, это было потом. А с 1982 года Анна работает в «Известиях», крупнейшей советской газете. Там она усваивает азы корреспондентской работы. Хлеб этот тяжёлый: нужно ездить по стране — когда в самолёте, а когда и в кузове грузовика, — искать и находить людей, которые не хотят с тобой встречаться, уметь пробиваться в самые высокие кабинеты, и всё ради пары очерков. Политковской, однако, такая жизнь нравилась. Она была талантливым «корром»: все, кто с ней работал, приходили в восторг от её энергии и пробивной силы — качеств, необходимых на этой работе.

   Нужно ещё заметить, что журналист советской закалки считался не только «пишущим человеком», но ещё и общественным деятелем. По материалам журналистских расследований принимались вполне конкретные решения, газетчики имели право спрашивать с начальников, и правом этим — в известных пределах — пользовались. Один советский писатель в припадке дурной сентиментальности назвал журналистов «совестью бессовестной власти». От них ждали не «фактов», а «правды». Политковская готова была эту правду давать — столько, сколько выдержит бумага и пропустит цензура.

   Правда, уже тогда можно было заметить, что молодая журналистка не слишком утруждает себя проверкой фактов и страдает тем, что называется «доверием к источнику».

   Трудно сказать, когда сформировались убеждения Анны Степановны. Скорее всего, их основу — яростную ненависть к «этой стране» — она усвоила у родителей: не секрет, что главными «вольномыслящими» в те времена были именно обласканные советской властью функционеры, особенно выездные, глотнувшие сладкой заграничной жизни. Журналистская практика только добавила этим настроениям определённости. Так что к горячим денькам девяностого и девяноста первого года Политковская подошла с совершенно законченным демшизовым взглядом на мир. С тех пор она его не меняла.

   Она успела поработать в творческом объединении «Эскарт», издательстве «Паритет», а также обозревателем газеты «Мегаполис-Экспресс». Ничем особенным — на фоне прочей чернухи и кликушества — её публикации не выделялись.

   Кстати, в 1991 году она истребовала и получила гражданство США. Основание — рождение на территории этой страны. История мутная: в самом деле, по американским законам родившийся в Штатах автоматически получает права на гражданство, но это правило не распространяется на семьи дипломатических работников... Так или иначе, Политковская хочет стать гражданкой старейшей в мире демократии и становится ею. Двойное гражданство очень облегчает ей жизнь и перемещение по миру.

   В 1994 году Политковская получает место обозревателя в «Общей газете» — образцовом демократическом издании. Егор Яковлев обожает молодую журналистку и всячески способствует её карьере. Она быстро становится редактором отдела «Чрезвычайных происшествий».

   После начала чеченского конфликта Политковская решительно занимает сторону «чеченских моджахедов, борцов за свободу». Впрочем, у неё даже и выбора-то не было: «приличные люди» — то есть всё её окружение в полном составе — в то время были полностью и целиком за Дудаева. Но опять-таки — в ту пору чеченскую тему держали правозащитник Ковалёв, валькирия чеченского сопротивления Елена Масюк, журналист Бабицкий и прочие колоритные персонажи.

   Ситуация изменилась после первой чеченской войны. К тому времени Ковалёв сдулся, Елена Масюк, побывав в плену у моджахедов, сильно переменила свои мнения, линейка «чеченских фигурантов» стала редеть. Нужен был кто-то новый.

   В 1999 году Яковлев и Политковская ссорятся. Анна уходит из «Общей газеты» и находит себе место у Дмитрия Муратова в «Новой». «Новая газета» — это своеобразный ноев ковчег для хорошо сохранившейся демшизы. Политковская изъявляет желание плотно заняться чеченской темой. Через месяц после начала работы она вылетает в свою первую командировку на Кавказ. Впоследствии она не вылезала из тех краёв — Дагестан, Ингушетия, Чечня, и так далее.

   Слава пришла неожиданно и быстро. Репортажи отважной журналистки о страшных злодеяниях, творимых «федералами», потрясали воображение. Причём журналистская активность подкреплялась ещё и общественной. В декабре 1999 года Политковская организовала вывоз из-под бомбежек 89 жителей грозненского дома престарелых, которые благодаря её усилиям были размещены в России. Потом была мутная история о том, как летом следующего года стариков зачем-то вернули в Грозный — вроде бы для того, чтобы показать, что «жизнь в городе налаживается» — в результате чего они остались в развалинах без всего. «Новая Газета» по инициативе всё той же Политковской провела благотворительную акцию по спасению стариков — собрали тёплые вещи, еду, лекарства, и несколько тысяч долларов. За это она получила премию Союза Журналистов РФ «Добрый поступок — доброе сердце».

   В дальнейшем Политковская занималась благотворительными акциями регулярно. Отчасти по зову сердца, отчасти, возможно, из соображений прикрытия: на фоне однозначно благих дел неудобно задаваться вопросом о том, насколько достоверны публикуемые журналисткой материалы.

   Поскольку с этим и в самом деле были проблемы, для поддержания имиджа нужно было предъявить хоть что-то. Хотя бы одну чеченскую жертву и хотя бы одного палача этой самой жертвы.

   В сентябре 2001 года она опубликовала в «Новой газете» статью «Люди исчезающие», рассказывающую о судьбе чеченца Зелимхана Мурдалова, арестованного в Чечне Ханты-Мансийским ОМОНом в начале 2001 года, подвергнутого пыткам (его били, сломали руку, отрезали ухо) а затем исчезнувшего. Далее журналистке стали приходить письма с угрозами, подписанные словом «кадет». Под этой кличкой был известен сотрудник Ханты-Мансийского ОМОНа Сергей Лапин, непосредственно работавший с Мурдаловым после его задержания. Политковская написала письмо лично Грызлову (тогда он был министром МВД) с требованием разобраться и спасти от маньяка, а сама уехала в Австрию — писать книгу о Чечне.

   С известной журналисткой решили не связываться. Дело на Лапина было заведено и — несмотря на многочисленные нестыковки и пробелы — доведено до конца. Лапин был приговорён и осуждён. При этом Политковская — к тому времени вернувшаяся из Австрии и продолжающая свои разъезды по Чечне и прилегающих окрестностях — продолжала утверждать, что её преследуют.

   Да, ещё одно. В двухтысячном году распался брак Политковской. Впоследствии злые языки — например, г-н Венедиктов, рулящий «Эхом Москвы» — утверждали, что супруг, дескать, не выдержал той обстановки, которая сложилась вокруг его жены (намекая на преследования и давление). Утверждение непроверяемое, но поверить можно: судя по отзывам её друзей, как раз в эти годы «с ней стало сложно». В смысле — Политковская окончательно уверовала в свою миссию. Что, как правило, роковым образом сказывается на человеческих качествах.

Ужасы нашего городка

   Теперь стоит сказать несколько слов о содержании репортажей и статей нашей героини.

   Под пером Политковской «федералы» превратились в кровожадных монстров, держащих несчастных чеченцев в страшных концлагерях, в страшных ямах с ледяной водой. Назывались фамилии убитых и замученных чеченцев, свидетельства пыток, леденящие кровь рассказы.

   Приведём образец стиля журналистки. Знаменитая некогда статья «Концлагерь с коммерческим уклоном», опубликованная в «Новой Газете» от 26 февраля 2001 года:

«Чеченцев скинули в яму, именуемую «ванной». Она была заполнена водой (зима, между прочим), и вслед сбрасываемым туда чеченцам швыряли дымовые шашки.

Их было шестеро в яме. Не всем удалось выжить. Офицеры в младших чинах, проводившие коллективные допросы, говорили чеченцам, что у них красивые попки, и насиловали их. При этом добавляли, что это потому, что «ваши бабы с нами не хотят». Выжившие чеченцы сейчас говорят, что мстить за «красивые попки» — дело всей их оставшейся жизни»

   Действительно страшно, особенно про попки. Правда, впоследствии выяснялось, что, помимо рассказов и имён, всё остальное подтвердить было нечем. Так и не были найдены — хотя их долго искали, проводили проверки на высшем уровне, приглашали иностранцев — пресловутые «ванны». На территории названной Политковской части отыскали не то четыре, не то пять ям. Цитируем официальные данные:

«Относительно количества обнаруженных на территории части ям, мнения ревизоров разошлись. Представители прокуратуры нашли четыре, а господин Каламанов — пять. Одна (со следами гусениц) была вырыта для маскировки БМП, вторая — под сточные воды из бани, — третья оказалась мусорной, а две другие, как объяснили военные, были «легкими укрытиями для личного состава при обстреле». Сверху они были накрыты бревнами, и, видимо, эти ямы журналистка и приняла за зинданы для пленников».

   Военные высказывались резче — называли «разоблачения» журналистки враньём. Были даже разговоры о том, чтобы подать на неё в суд за клевету, но никто так и не стал связываться: было понятно, что либералы поднимут шакалий вой, сраму не оберёшься. Так что правовое решение вопроса не состоялось. Политковская торжествовала и публиковала следующие репортажи, ещё более ужасающие.

   Тем не менее, вопрос о достоверности страшилок оставался висеть. Даже близкие друзья и единомышленники Политковской в частных разговорах высказывались в том духе, что «Аня у нас доверчивая» и не проверяет источники. Чтобы не быть голословным, приведу цитату из ультралиберальной, полностью разделяющей убеждения Политковской журналистки Маши Гессен:

«К сожалению, статьи Политковской изобиловали непроверенными и непроверяемыми данными. Это мой опыт, как человека, пытавшегося несколько раз пойти по следам ее публикаций. Это нормальная журналистская практика: кто-то упоминает о каком-то событии или явлении в своей статье, кто-то из коллег подхватывает эту линию и развивает ее дальше. Вот со статьями Политковской часто выяснялось, что на самом деле она этого не видела, а ей только рассказали об этом — и тому подобное… Все, кто работал в Чечне, слышали об этих самых ямах, в которых якобы федералы держали задержанных чеченцев. у меня у самой было несколько очень подробных интервью с молодыми мужчинами, которые рассказывали, что их в таких ямах держали. Я этим ребятам верила и верю. Но сама я таких ям никогда не видела, и никто из «нейтральных» людей — то есть журналистов, правозащитников — их не видел (во всяком случае, по состоянию на три-четыре года назад — может, с тех пор кто и видел). То есть все о них сообщали со слов жертв. А Политковская написала, что видела. Потом оказалось — неправда. И так довольно часто: друзья-правозащитники жаловались, что не могут подтвердить данные, опубликованные Политковской».

   Другие коллеги-журналисты, даже близкие к Политковской и считавшие её деятельность полезной, говорили и говорят — стеснительно или прямо — то же самое. С фактами у Политковской всегда был швах. Постоянно получалось так, что журналистка регулярно путала ситуации «я видела своими глазами» и «мне говорил один чеченец с честными глазами». И совершенно спокойно писала «я сама видела» — когда речь шла о «рассказали».

   Существование самих рассказчиков, впрочем, тоже вызывало сомнения. Например, Анна Степановна публиковала статью с «исповедями российских солдат, воюющих в Чечне». Исповеди она, по её же словам, принимала из солдатского сортира: то есть она сидела в этом сооружении, а с внешней стороны к этому сооружению подходили какие-то люди, называющие себя солдатами срочной службы, и через щели в досках «говорили правду». Думаю, всем понятно, чего стоят такие информаторы — даже если они на самом деле существовали. Впрочем, воевавшие в Чечне люди писали по этому поводу на Интернет-форумах: «все сортирные откровения — бред».

   Зато общественность, российская и мировая, ни в чём не сомневалась. За журналистскую работу на неё сыпался дождь премий и наград, приносящих почёт, а то и деньги.

   В январе 2000 года ей присудили премию «Золотое перо России». Далее — за 2001-2005 годы она получила следующие премии:

• Премия Вальтера Гамнюса (Берлин). C формулировкой «За гражданское мужество». Денежное выражение — 30 тысяч евро.
• Ежегодная премия ОБСЕ «За журналистику и демократию». С формулировкой «За публикации о состоянии прав человека в Чечне». Денежное выражение — 20 тысяч долларов США.
• Премия имени А. Сахарова (учреждена Питером Винсом) «Журналистика как поступок». Денежное выражение — 5.000 долларов США.
• Премия «Global Award for Human Rights Journalism» («Эмнисти Интернешнл», Лондон). Денежное выражение — 12.000 фунтов стерлингов.
• Премия имени Артема Боровика. (Учреждена телекомпанией CBS, вручается в Нью-Йорке). Денежное выражение — 10.000 долларов.
• Премия «Lettres Internationales» (Франция). С формулировкой «За книгу репортажей, опубликованную на французском языке под названием «Чечня — позор России». Денежное выражение — 50 000 евро.
• Премия «Свобода Прессы» («Репортёры без границ», вручается в Париже). Денежное выражение — 7.600 евро.
• Премия Улофа Пальме (Стокгольм). С формулировкой «За достижения в борьбе за мир». Денежное выражение — 50 тысяч долларов.
• Премия «Свободы и будущего прессы» (Лейпциг). Денежное выражение — 30 тысяч евро.
• Премия «Герой Европы» (Журнал «Тайм»). С формулировкой «За мужество». Денежное выражение не определено.
• Премия «За мужество в журналистике» (Международный женский фонд по делам печати). С формулировкой «За репортажи о войне в Чечне». Денежное выражение точно не определено (порядка 15 тысяч евро).

   В этот список не включены чисто денежные поступления — начиная от грантов правозащитных организаций и кончая собственно чеченскими деньгами (чеченцы регулярно использовали Политковскую для своих целей). Впрочем, если кто подумает, что Анна Степановна работала за деньги, то ошибётся. Скорее, она воспринимала денежные поступления как подспорье в борьбе.

   Точно то же самое можно сказать и о её обращении с фактами. Политковская позволяла себе быть крайне, запредельно нечестной – именно потому, что была абсолютно искренней. Она имела в голове определённую картину мира – и воспринимала только то, что в эту картину мира вписывалось.

Апогей и финал

   Пиком профессиональной востребованности Политковской стал «Норд-Ост». Террористы, захватившие заложников, изъявили желание видеть Политковскую среди людей, с которыми они могли бы вести переговоры. Честь сомнительная, но Политковская так не считала: возможность выступить в роли транслятора требований бандитов вдохновляла её. Это было бы сильнее любой благотворительности – стать ангелом-хранителем несчастных заложников и рупором «свободной Ичкерии».

   Тут следует кое-что напомнить. Бандиты требовали посредников двух типов. Одни делали своим присутствием пиар убийцам – например, Кобзон или доктор Рошаль. С тем же основанием они могли бы затребовать, скажем, Аллу Пугачёву. Само присутствие вип-персон придавало шика гнусному действу, разыгрывавшемуся на Дубровке.

   И были другие, кого бандиты считали своими. Кому доверяли. Те, кто озвучивал их позицию, кто работал на них – не за страх, а за совесть. Ну, такая у них была совесть.

   К числу этих избранных принадлежала и Политковская. 25 октября она – вместе с Леонидом Рошалем - вошла в здание на Дубровке. Вместе с ней страдающим от жажды заложникам передали воду и сок.

   Наверное, за это нужно быть ей благодарными. Но как-то не получается. Хотя бы потому, что Анна Степановна фактически взяла на себя пиар-обеспечение теракта. Именно она была в числе устроителей акций на Васильевском спуске, созванного по требованию террористов. Если бы не штурм – о котором впоследствии Политковская писала как о страшном преступлении – то следующая акция такого рода вывела бы её в хозяйки дискурса. Этого не получилось, но пару лет она ездила на трупах, как на велосипеде. Например, к годовщине «Норд-Оста» она подготовила цикл статей о выживших и умерших. Дело хорошее – если бы Политковская не вымогала из выживших признания типа «я ничего не имею против чеченцев, во всём виноват Путин», «надо было закончить войну», и так далее. То есть продолжала транслировать всё те же требования уже покойных террористов – на сей раз устами их жертв.

   Предваряя дальнейшее, скажем – через какое-то время была сформировала некая «правозащитная организация Норд-Ост», вещавшая от имени заложников в целом. Возглавляет её Татьяна Карпова, потерявшая в «Норд-Осте» сына. При всём сочувствии к её горю приходится признать, что сама эта лавочка занимается в основном тем, что выступает на всевозможных либеральных мероприятиях на тему «прекратить войну в Чечне», «свободу Ходорковскому» и так далее. Карпова, в частности, ездила в Англию на спектакль «Захват «Норд-Оста», где чеченцы выставлены белыми, пушистыми страдальцами, а русские – кровожадными и бессмысленными зверями. В дальнейшем эта замечательная организация прославилась тем, что заносила в число погибших во время теракта каких-то левых товарищей – так сказать, «почётных убитых». Так вот, после гибели Политковской её удостоили той же чести – она отныне внесена в «список жертв теракта на Дубровке». Непонятно даже, как это комментировать…

   На следующий кровавый пир – то есть в Беслан - Политковская не попала. Второго сентября она вместе с Леонидом Рошалем попыталась было вылететь на место теракта, чтобы и там сыграть свою роль. По её словам, её сначала не пускали в самолёт, а когда пустили, то на борту ей стало плохо. В ростовской больнице врачи констатировали острую кишечную инфекцию и журналистка была вынуждена вернуться в Москву. Сама она утверждала, что её «отравили спецслужбы».

   Впрочем, отсутствие Политковской на месте происшествия не помешало ей завести тесные отношения с организацией «Матери Беслана» - организации примерно того же типа, что и норд-остовская. Правда, после аферы Грабового её авторитет ниже плинтуса.

   Ещё Политковская успела написать несколько книг, самая известная – «Путинская Россия». Книга начинается признанием в ненависти к Путину, который, по её мнению, виновен в том, что работал в КГБ. (Кстати: Джордж Буш-старший одно время возглавлял ЦРУ, что почему-то не вызывало ни у кого неприязненных чувств – скорее наоборот). Путину же Политковская вменяет в виду чеченскую войну (кстати: начатую не им), замерзающих пенсионеров (которые потеряли всё отнюдь не в двухтысячном, а в 1991 году), да и вообще всё мировое зло. Книжка не сделала погоды: читают подобное в основном остатки демшизы, и без того убеждённые в том, во что верила Анна Степановна.

   Она ещё пыталась действовать на чеченском направлении. Но после воцарения Рамзана Кадырова работа с «той стороной» стала сложным и небезопасным делом.

   Можно не сомневаться – если бы семейство Кадыровых осталось бы там, среди «моджахедов», они были бы любимцами Анны Степановны. Под её пером они преобразились бы в тонких интеллектуалов, мечтающих о мире без насилия и сокрушающихся о зверствах «федералов». Но Кадыров-старший и Кадыров-младший были практическими политиками, которые предпочли соглашение с Кремлём. Тут Политковская прозрела и разглядела в них чудовищ. Последние два года она занималась тем, что копала компромат на Рамзана, благо это было нетрудно. Можно даже предположить, что впервые за всю её жизнь её деятельность приобрела хоть какой-то позитивный смысл. Увы, незначительный: «единожды совравши, кто тебе поверит».

Карамболь

   Есть вопросы, которые задавать — по крайней мере, сейчас — бессмысленно. Например, напрашивающееся «кто убил». Нет, я не рассчитываю на то, что следствие непременно найдёт «исполнителей и заказчиков». Хотя — может и найти, причём несколько раз (помнится, убийц Таджикской Девочки тоже несколько раз находили). Если будет очень нужно, кем-нибудь да заткнут эту дырку. А не нужно — не заткнут. Вопрос в любом случае останется: какую бы версию не предложили, часть публики в неё всё равно не поверит. Заниматься же «вычислительством версий», не имея на руках никаких фактов — смешное и глупое занятие.

   Несколько более осмысленный вопрос — о том, кто её не убивал. Для начала откинем версии глупые. Например, уничтожение журналистки «режимом Путина». Некоторые особо проницательные аналитики так даже начали смаковать тот факт, что убийство совершено в день рождения Президента: «голову подали к столу». Если бы речь шла о каком-нибудь зверообразном чеченском полевом командире, это можно было бы обсуждать. Но среди белых людей подобные подарки не приняты, тем более в публичном исполнении. Наоборот, приходится сворачивать праздник и говорить какие-то сочувственные слова. Что, как минимум, неприятно.

   Кстати, о полевых командирах. Одна из самых напрашивающихся версий убийства — «кадыровская». Политковская в последнее время обслуживала интересы группировки, находящейся в перманентном конфликте с «героем России». Не факт, совсем не факт, что он приложил руку к её убийству — но исключать это заранее, априори, было бы и странно, и даже оскорбительно для Рамзана Кадырова, для которого «голова к столу» как раз вполне соответствует традициям. Но опять-таки: большого вреда Политковская принести ему не могла при всём желании. Уж больно одиозной была эта фигура. И даже если бы она раскопала какие-нибудь вопиющие факты — впрочем, я просто не представляю себе фактов, которые могли бы повредить репутации нынешнего чеченского премьера — то один тот факт, что их огласила именно Политковская, заранее заставило бы немалую часть читающей публики пожелать Рамзану выйти сухим из воды. Не говоря уже о властях.

   Версии — уже звучащие, правда, робко — об убийстве Анны Степановны каким-нибудь одиночкой-добровольцем из бывших военных, наездившимся в «командировки» в Чеченскую республику, мы рассматривать не будем: неинтересно. Вы ещё скажите, что её поймали страшные русские скинхеды. Увы, к добру или к худу, но наш народ совершенно не умеет мстить — в том числе и тем, кто того более чем заслуживает. Даже на Чубайса, которого искренне ненавидят миллионы людей, было совершено всего одно покушение, и то какое-то сомнительное. Докапываться же до Политковской просто никто не стал бы. А если бы стали, то мы бы жили в другой стране.

   Так что все «лобовые» версии убийства отпадают.

   Но ведь вполне возможно, что Политковскую убили не за что-то, а почему-то. В смысле — с какой-то целью, которая, может быть, имела довольно косвенное отношение к её непосредственной деятельности. Говоря грубее, она оказалась удобной разменной фигурой для достижения какой-то цели. «Ничего личного».

   Это тоже «проговоренная версия». В интернете появлялись некие документы на тему возможного политического использования смерти Политковской для дестабилизации обстановки в стране – якобы датированные прошлым годом. Скорее всего, это нынешний вброс: никаких следов этого документа в недалёком прошлом не обнаруживается. Тем не менее, резон в такого рода построениях есть, и мы его обязаны рассмотреть.

   Не секрет, что существуют достаточно влиятельные силы – начиная от опальных олигархов и кончая иностранными государствами – которые были бы не прочь провернуть в России нечто вроде «оранжевой революции», с последующей посадкой на кремлёвское кресло какой-нибудь марионетки типа Ющенко или, ещё лучше, Саакашвили. Это решило бы массу проблем со страной.

   И, разумеется, действовать они будут по шаблонам.

   Есть такой биллиардный приём – карамболь. Когда одним шаром бьют по двум сразу. В данном случае убийство Политковской можно рассматривать как этот самый двойной удар – именно потому, что две основные версии убийства, «путинская» и «кадыровская», бьёт по двум ключевым фигурам в стране. По президенту лично – и по человеку, которого можно считать «главным успехом» президента, пришедшего к власти на «чеченской теме».

   Впрочем, тут есть ещё и третий шарик: реакция Запада. Так, американское правительство обязано – именно что обязано! – реагировать на смерть американской гражданки, каковой Политковская являлась. Так что негодующее внимание «вашингтонского обкома» обеспечено.

   Теперь вопрос. Кто мог провернуть подобную комбинацию?

   Нет, мы не можем называть имён и фамилий – мы их не знаем. Ясно одно: это были если не друзья, то единомышленники Политковской. Которые отнеслись к ней так же, как она относилась к фактам – то есть как к материалу, нужному для «дела».

   Справедливо ли это? Увы, да. Политковская всю жизнь тусовалась среди людей определённого типа и сама была их частью. Она делала пиар на трупах – отдавая себе отчёт в том, что делает, и считая это нормальным. Теперь для того же самого дела понадобился её труп. Что ж, те же люди, которые платили ей деньги, проплатили два выстрела, контрольный в голову.

   Вывод из этой истории прост. Измена Родине себя не окупает.

Константин Крылов

Статья размещена с согласия газеты "Спецназ России"