Нулевое чтение

Три академика, один профессор Высшей школы экономики, депутаты, чиновники, руководители крупнейших научных центров яростно спорили о будущем отечественной науки на заседании, которое состоялось 8 декабря 2017 г. в Общественной палате Российской Федерации. Многое из того, что там говорилось, явно не предназначалось для незрелых умов широкой общественности. Но мы полагаем, что неограниченному кругу читателей nix.ru будет любопытно узнать, как сложно идет работа над будущим законом о науке. И не только над ним.

На общественных слушаниях, которые один из ораторов назвал нулевыми чтениями, речь шла о стратегии развития науки в России как ключевом элементе обеспечения ее конкурентоспособности. Для начала – самые яркие цитаты.

«Нас 147 млн, и это с учетом 2,5 млн, которые прибавились с Крымом. А в 1990 г. нас было 146 млн».

«Мир столкнулся с очень большой проблемой. Потребителей должно быть больше».

«Мы планируем выпускать от 20 до 30 среднемагистральных самолетов МС-21. В год! Это не серийное производство. И такое производство не может быть рентабельным. Берясь за такое производство, мы заведомо закладываем либо субсидирование со стороны государства, либо убытки и дальнейшее банкротство».

«Просто догоняя конкурентов, мы не сможем сделать самолет класса Boeing 737 и Airbus 320, которых выпускается под 60 самолетов в месяц».

«Мы стали свидетелями счастливого обстоятельства, когда выборы президента академии наук состоялись и, без всякого кокетства и лукавства, решение об утверждении президента РАН осуществил глава государства, как это было в царское время».

«Должен сказать, что в отличие от нас президент имеет четкую позицию в этом вопросе».

«В пяти предыдущих научно-технологических укладах, которые начались 200 лет назад, сначала Российская империя, потом Советский Союз были лидерами: сначала с Голландией и Великобританией, а затем с Соединенными Штатами. А сейчас в тех формациях, которые предлагает наша академическая наука, она видит нас утопленными во всякие ШОСы, БРИКСы и прочее».

«Наш президент в общем-то дистанцировался от закона, который был принят по академии наук в 2013 году, когда мы в одночасье проснулись и увидели, что от нашей академии остались только физические лица».

«Президент дважды давал поручение внести в декабре месяце в Государственную Думу закон о науке. К сожалению, это поручение президента не выполнено».

«Есть мнение, которое высказал один из наших вице-президентов академии наук. Оно по сути правильное, но по форме неверное, слишком радикальное: все выбросить и начинать писать все сначала».

«У меня глупое лицо, но я все понял. Не надо мне долго рассказывать».

«Как все благостно выглядит. У нас в стране есть академический драматический театр. Есть ансамбль песни и пляски – тоже академический, а теперь будут еще академические научно-технические центры. Может быть, я дам не очень хороший прогноз, но если все так пойдет и дальше, то в скором времени у нас появятся народные НИИ».

«Россия сегодня находится в том, что называется ловушка среднего уровня развития. Это когда страна подходит к уровню 20 тыс. долларов ВВП на душу населения. Но проблема состоит в том, что никому не удается долго в этом состоянии удержаться, а за последние 30 лет только одна страна – одна! – вырвалась из этой ловушки: это Южная Корея».

«У нас в стране со времен Петра палкой загоняют в инновации. Нужны специализированные институты».

«На одном совещании с участием президента случилась такая коллизия: мой коллега, известный академик, сказал: «От юристов только вред». На что президент, он у нас человек остроумный, ответил: «Вы меня имеете в виду»?»

Далее переходим к более подробному изложению прозвучавших мнений.

Экономика себя исчерпала

Академик Борис Алешин, специалист в области создания больших информационных систем, создававший бортовые ЭВМ для МиГ-29 и Су-27, выпускник МФТИ, примеры приводил из близкой ему авиационной области.

«Нас 147 млн, и это с учетом 2,5 млн, которые прибавились с Крымом. А в 1990 г. нас было 146 млн. Демографическая программа не создает условия для роста. Наша страна в данном случае не исключение. Вообще весь мир столкнулся с очень большой проблемой. Потребителей должно быть больше. Экономика потребления себя, по сути дела, исчерпала».

«Огромная территория и 147 млн населения. У нас нет иного выбора кроме того, что мы должны за счет своего интеллекта выиграть конкурентную борьбу на мировом пространстве».

«Я позволю себе дать вам такой тезис: наша промышленность находится не в лучшем состоянии. К примеру, мы должны произвести в этом году 34 гражданских самолета регионального класса SuperJet. 34 самолета в год! Такое авиационное производство не назовешь серийным. Мы планируем выпускать от 20 до 30 среднемагистральных самолетов МС-21. В год! Это не серийное производство. И такое производство не может быть рентабельным. Берясь за такое производство, мы заведомо закладываем либо субсидирование со стороны государства, либо убытки и дальнейшее банкротство. Конечно, те, кто занимаются в государстве авиацией, политически должны понимать, что без субсидий продолжать такое производство невозможно. Возникает вопрос: а на какой период? Сколько это может продолжаться?»

«Правительство сейчас активно проводит политику повышения производительности труда на предприятиях. Считает, что производительность труда – это панацея. Производительность труда на каких предприятиях? При каких объемах заказов? Если я делаю 30 самолетов в год, то зачем мне повышать производительность труда? Если бы я собирал 30 самолетов в месяц, я бы это делал на конвейере и повышал бы производительность труда. Но если мне нужно делать 30 самолетов в год, то я это сделаю на стапеле. Да мне людей лучше занять. Мне рабочая сила выйдет гораздо дешевле, чем если я ввалю огромные деньги в ненужное оборудование, что уже сделало огромное количество предприятий».

«Итак, промышленное производство не может явиться на сегодняшний день драйвером развития страны. Это первое утверждение, которое я хотел бы сделать. Просто догоняя конкурентов, мы не сможем сделать самолет класса Boeing 737 и Airbus 320, которых выпускается под 60 самолетов в месяц. Нужны новые решения».

«Второй тезис: таким драйвером может стать наука».

«Формулирую еще один тезис: традиционно наша наука всегда выстраивалась вокруг академии, и мы стали свидетелями счастливого обстоятельства, когда выборы президента академии наук состоялись и, без всякого кокетства и лукавства, решение об утверждении президента РАН осуществил глава государства, как это было в царское время. РАН полностью питается из рук государства, и, безусловно, президент академии не может не утверждаться главой государства».

«Полностью ликвидировано противоречие последнего десятилетия по вопросу о том, кто же управляет фундаментальной наукой, кто со стороны государства является ответственным за ее реализацию и на уровне кого принимаются решения. Ответ однозначный – на уровне главы государства. И это отрадный факт».

«ОКР – это не дело науки».

«Когда министерство финансов говорит: мы будем финансировать проект, а конструкторское бюро нанимает институты, которые должны в интересах проекта выполнить НИРы, то я хочу сказать, что это абсолютно неверный подход… Минфин указывает, какой должен быть проект и как вести его научное сопровождение. Все перевернуто с ног на голову… Минобрнауки делает запрос на работы по посадке БЛА, причем разной весовой категории, с разным назначением. Это такая мешанина, неэффективная трата денег и отсутствие ответственности».

«Следующий тезис. Сегодня, как вы знаете, управление страной осуществляется через госпрограммы. В госпрограммах есть разделы под названием НИОКР. Больше нигде в мире нет такого понятия. Этот термин может применяться в качестве обобщающего при статистическом анализе, в отчетности, в бюджетных документах. Но у всех наших прямых и косвенных конкурентов в Евросоюзе и США есть понятие НИРа и есть понятие ОКРа. И недостаточно исследованные на стадии НИРа проекты заставляют тратить огромные деньги на стадии ОКРа. Смешение этих двух понятий – недопустимая вещь и бессмысленная трата денег. Но у нас практически у всех крупных чиновников правительства этот термин просто является главным – НИОКР».

«Еще одно обстоятельство: если вы посмотрите положение для органов исполнительной власти, то обнаружите такую вещь, что за прикладную науку у нас министерства не ответственны. За прикладные НИРы не отвечает никто. Пока будет так развиваться ситуация, мы никогда не получим результат. Инновационный продукт появляется на уровне прикладных НИРов. Он не может появляться на уровне фундаментальных исследований».

«Наша страна обладает огромными научными традициями. Были разные периоды развития науки: и очень благополучные, и очень тяжелые, но всегда российское государство придавало огромное значение науке. А мы должны аккумулировать этот опыт, в том числе и законодательный. Надо учесть и негативный опыт. Я не могу сказать, что у нас любое преобразование проходило просто блистательно. Скорее, даже я бы сказал наоборот».

«Я на сем умолкаю, чтобы передать слово Онищенко Геннадию Григорьевичу. Человек он известный. Я его знаю очень давно, мы с ним по линии Госстандарта очень много взаимодействовали. Огромный практик, прекрасный аналитик, очень вредный человек, дотошный. Но очень грамотный».

Да здравствует министерство науки

Выступление академика Геннадия Онищенко всегда напоминает театр одного актера. Этот человек умеет выражаться доходчиво.

«Не знал, что в Общественной палате принято так неординарно представлять докладчиков и давать их психофизиологические характеристики. Спасибо и на этом».

«В марте мы будем избирать президента и в марте же мы должны будем предъявить, прежде всего через нашего президента, понимание тех процессов, которые идут сегодня в науке».

«Должен сказать, что в отличие от нас президент имеет четкую позицию в этом вопросе».

«Я напомню не в прямом цитировании, а в своем изложении его заявление: он говорил, что выборы президента академии – это не просто процедурный вопрос. Выборы президента академии – это вопрос будущего нашей страны в новом технологическом укладе. И Россия должна быть не просто одним из участников научно-технического прогресса, а быть одним из лидеров. Напомню, что в пяти предыдущих научно-технологических укладах, которые начались 200 лет назад, сначала Российская империя, потом Советский Союз были лидерами – сначала с Голландией и Великобританией, а затем с Соединенными Штатами. А сейчас в тех формациях, которые предлагает наша академическая наука, она видит нас утопленными во всякие ШОСы, БРИКСы и прочее».

«Наш президент в общем-то дистанцировался от закона, который был принят по академии наук в 2013 году, когда мы в одночасье проснулись и увидели, что от нашей академии остались только физические лица и нет того привычного для нас института, объединяющего научные учреждения».

«Сегодня здесь не присутствует такое образование, как ФАНО, которое, кстати, второй раз игнорирует попытку обсудить проект закона о научной деятельности, который затронет примерно 1200 учреждений. Это огромный массив, который унаследовало ФАНО от большой академии наук, от академии медицинских наук и от сельскохозяйственной академии. Идет процесс реформирования научных учреждений, и академия наук от него находится, мягко говоря, в стороне».

«Я считаю, что наш президент дистанцировался от того радикального подхода, который был заявлен в известном законе 2013 года. Более того, своими заявлениями, которые мы считаем политическими, он дал нам основание говорить, что сегодня Российская академия наук – это высшее научное учреждение в стране, которое должно возглавить то движение в новый технологический уклад, на пороге которого мы стоим».

«Еще одно замечание, опять же на полях, относительно той стратегии, которая была принята в рамках президентского совета по образованию и науке. На мой взгляд, в этой стратегии почти неприкрыто просматривается то, что в новом политическом цикле в стране должно появиться министерство науки».

«Президент дважды давал поручение внести в декабре месяце в Государственную Думу закон о науке. К сожалению, это поручение президента не выполнено».

«Буквально в конце прошлой недели мы делали попытку обсудить этот невнесенный закон. У нас есть такая думская форма, как нулевые чтения, которые позволяют критиковать не только само содержание закона, но и его концепцию».

«Когда мы разрабатывали закон о науке 1996 года, а мне доводилось участвовать в его разработке, было, мне кажется, легче работать, потому что перед нами было чистое поле. СССР не оставил никаких законов, поскольку все регулировалось постановлениями Совнаркома, потом мягко перешедшего в Совмин».

«На сегодняшний день существует порядка 20 разных законов, регулирующих научную деятельность».

«Мы сделали анализ того проекта закона, который представило для общественного обсуждения Минобрнауки. Пока еще он не содержит того материала, который можно обсуждать на уровне прочтения каждой статьи».

«И самое главное, тут как раз полная ясность, что закон не требует новых финансовых затрат. Это очень честная позиция, но не знаю, отвечает ли она на сегодняшний день задачам, которые поставил президент».

«Есть мнение, которое высказал один из наших вице-президентов академии наук. Оно по сути правильное, но по форме неверное, слишком радикальное: все выбросить и начинать писать все сначала».

«Проект закона, наверное, не выдерживает никакой критики… Но каким бы он ни было, надо брать его за основу… Тогда у нас появится возможность доработать этот законопроект, который, к счастью, пока не внесен в Государственную Думу».

«Сегодня Академия наук не наделена функцией управления научными учреждениями. Наверное, нужно подумать о самом статусе академии, потому что сегодня это пока все-таки государственное учреждение, но не государственное учреждение науки».

Далее из зала прозвучал очень длинный вопрос о законе об образовании, который Онищенко прервал словами: «У меня глупое лицо, но я все понял. Не надо мне долго рассказывать».

Народные НИИ

Академик Валентин Сергиенко, специалист в области теоретической химии, директор Института химии ДВО РАН, в основном говорил о проблемах академии наук, которая в результате реформ превратилась просто в клуб выдающихся джентльменов от большой науки.

«Прошло уже три года с начала реформирования Академии наук. Наверное, сегодня уже можно говорить, достигнуты ли поставленные цели: стала ли фундаментальная наука развиваться в стране более успешно, прекратилось ли бегство из страны талантливой молодежи, оказывает ли развитие науки большее влияние на социально-экономические процессы. Боюсь, что на большинство указанных вопросов, а также тех, что оставлены за скобками, если говорить по-честному, можно ответить: нет».

«В научном сообществе с большим воодушевлением ожидалось появление нового закона о научной деятельности. Однако развернувшиеся в СМИ и блогосфере дискуссии говорят о том, что, по мнению большинства участников научно-технической, инновационной и образовательной деятельности, проект закона не только не снимает уже существующих противоречий в этой области, но и вносит еще большую путаницу».

«Отчуждение академии наук от руководства научными учреждениями маскируется таким фиговым листочком, как присвоение отдельным учреждением статуса академических, в которых может быть введена должность научного советника руководителя в ранге академика. Как все благостно выглядит. У нас в стране есть академический драматический театр. Есть ансамбль песни и пляски – тоже академический, а теперь будут еще академические научно-технические центры. Может быть, я дам не очень хороший прогноз, но если все так пойдет и дальше, то в скором времени у нас появятся народные НИИ».

Россия в ловушке

Иосиф Дискин, в советское время возглавлявший отдел экономико-математического моделирования в научно-исследовательской лаборатории Государственного института «Гипротеатр», давал советы глобального масштаба.

«Россия сегодня находится в том, что называется ловушка среднего уровня развития. Это когда страна подходит к уровню 20 тыс. долларов ВВП на душу населения. Но проблема состоит в том, что никому не удается долго в этом состоянии удержаться, а за последние 30 лет только одна страна – одна! – вырвалась из этой ловушки: это Южная Корея. Что же происходит, когда из этой ловушки не вырываются? Происходит следующее: нет денег на науку, образование и здравоохранение и начинается лавинообразное обрушение. Мы такое тоже видали».

«Мелкая деталь: никто об этом почему-то не говорил, но сегодня не прослеживается корреляционная связь между вкладом в науку, образование, здравоохранение с темпами роста ВВП. Значит, что-то тут не так. Это системная проблема, а выкарабкиваться надо, поскольку на повестке дня стоит вопрос национального выживания, национальной конкурентоспособности, о которой говорит президент. Таким образом, нужна перенастройка всей экономической системы на инновационное развитие. Что это значит? Это когда интеллектуальная собственность становится значимым фактором экономического роста».

«Инновации – это не про знания. Это про деньги. Знания – одна история, а деньги – другая. И когда мы путаем две проблемы, то это значит, что плохо мы умеем управлять многокритериальной оптимизацией».

«Знание – абсолютно необходимое условие для инноваций, но условие недостаточное. Сегодня все обсуждали роль академии и так далее, а вот про то, как будет переводиться знание в деньги, в бюджетные доходы и рост благосостояния граждан, про это слова не было сказано, и это не случайно».

«Нужна национальная инновационная система… В науке конечный результат – получение нового знания, соответствие фронту научных достижений и т.д., а здесь результат – конкурентоспособность либо на поле боя, либо в деньгах».

«Мы знаем, как это делается. Слава богу, в мире имеется полтора десятка законов о национальных инновационных системах – я в «вышке» преподаю и, извиняюсь, я про это понимаю. И в Америке работал тоже про инновации».

«Часть стран принимали специальные законы, а в Америке, где с инновациями традиции довольно прочные, законов не принимали, но принимали огромное количество процедурных нормативных актов».

«Почему Америка великая технологическая держава? А потому что там, если кто-то бывал на научных семинарах в США, где идут отчеты о фундаментальных исследованиях – в MIT, в Калтехе – для меня все это не чужие места, – то видел: закончил человек выступление, и тут же вокруг него человек пять сотрудников бизнес-центров или корпораций – ты нам расскажи, что из этого прикладного можно сделать. И возникает либо государственная научно-техническая программа, ориентированная на конечный коммерческий результат, либо проект частного бизнеса. Где про это в новом законе? Нигде, потому что люди про это не слышали».

«Куда наутро бегут эти бизнесмены? Они бегут к патентному адвокату писать дискложе. У меня четыре американских патента, а кто здесь про дискложе вообще знает? У нас такого нету в нашей правовой системе, а это, между прочим, то, что можно потом заложить в банке и получить деньги на авансирование. И таких процедур десятки».

«У нас в стране со времен Петра палкой загоняют в инновации. Нужны специализированные институты…. Ничего про это в законе нет. Почему? На одном совещании с участием президента случилась такая коллизия: мой коллега, известный академик, сказал: «От юристов только вред». На что президент, он у нас человек остроумный, ответил: «Вы меня имеете в виду»? Нет, мы не его имеем в виду. Мы имеем в виду юристов. Потому что такой закон писаться должен иначе».

«Тут правильно говорили, что получился монстр. А монстр получился потому что, извините, одной задницей пытаемся сидеть на двух стульях».

«Там, где удавалось создать национальную инновационную систему, есть один рецепт успеха. Там тушкой, чучелкой, но назначали царя по инновациям, назначали одного ответственного за перенастройку национальной инновационной системы. В Америке это был главный ученый, в Израиле это также главный ученый министерства науки, техники и технологии, и это все мои личные знакомые, которые жесткой рукой, невзирая на лица, преодолевают межведомственные разногласия. В нашей системе феодально-ведомственной раздробленности это вдвойне нужно. В новой системе должен появиться помощник президента РФ по созданию национальной инновационной системы. Любое решение рангом ниже будет наталкиваться на саботаж».

«Я не знаю, кто придет к президенту с этим предложением, но без этого невозможно обойтись: должен появиться, как американцы говорят, инновационный царь. Американцы поставили человека, который отвечает за возрождение американской промышленности, не так публично, но он круглосуточно работает. Без этого проблему не решить, а на кону стоит та самая национальная конкурентоспособность, без которой нас ждут очень трудные времена».

«У нас осталось три-четыре года, чтобы удержаться на уровне ловушки среднего уровня развития. Нам нужны результаты буквально в ближайшее время, в том числе и такой результат, как заново просмотреть результаты фундаментальной научной деятельности академии и еще раз подумать, что из этого можно вытащить прикладного характера. Я убежден, что это как с золотыми отвалами: вторичная их переработка дает золота больше, чем разработка новых золотых месторождений».

Вместо послесловия

Итог подвели два сопредседателя совещания.

Депутат Владимир Гутенёв: «Сейчас настолько всеобъемлющее информационное поле, что оно малейшую инновацию моментально трансгранично перемещает к тем, кто с нами активно конкурирует. И порой кажется, что лучше не делать каких-то открытий, если мы не можем их воплотить в конкретный продукт. Если их воплощают за рубежом, отрыв только увеличивается».

Академик Борис Алешин: «Такие нулевые чтения нужны, потому что иначе мы запутаемся. Мы не можем понять, что откуда вытекает. Хочу обратить ваше внимание, что сегодня все докладчики говорили о своем, а в чем суть научной деятельности, мы опять не раскрыли».