О кризисе мировой патентной системы

Оказывается, патентовать изобретения глупо. Об этом рассказал директор Республиканского научно-исследовательского института интеллектуальной собственности (РНИИИС) Владимир Николаевич Лопатин на заседании Экспертного совета при Комитете Госдумы по экономической политике в рамках «26-ого Международного конгресса по металловедению», что прошел 17 сентября 2019 года в ЦВК «Экспоцентр на Красной Пресне», г. Москва. И это не самое странное из прозвучавших в его докладе заявлений.

Доклад Владимира Лопатина назывался «Проблемы выхода отечественных предприятий на внешний рынок». Вот его основные тезисы.

«В 90-е годы каждая третья макротехнология принадлежала нашей стране».

«Выступая 20 мая в Женеве с трибуны ООН на Всемирной конференции по вопросам мировой экономики, я показал на лампы огромной люстры в этом дворце и спросил: вы, наверное, думаете, что их изобрел американец Томас Эдисон? Закивали. Но за восемь лет до него электролампу изобрел русский ученый Александр Лодыгин».

«Вы знаете, что в США есть Институт стандартов, который активно собирает всю информацию по всем наработкам, которые открыто запатентованы во всех странах мира? А потом что происходит? Идет небольшая доработка, и поступает патентная заявка в российское патентное ведомство».

«Мир изменился. Сегодня более 80% продаж – это беспатентные продажи, это ноу-хау, это объекты авторских прав. Доля патентов резко падает. Идет мировой кризис патентной системы. И из него эта система уже не выйдет».

Кому интересно, читайте более подробное изложение доклада.

До лампочки и после нее

Владимир Лопатин старался убедить металлургов, что интеллектуальная собственность – это товар, торговля которым становится чуть ли не основным источником роста мирового ВВП. При этом система патентования в российских условиях этот товар не только не защищает, но прямиком отдает в руки конкурентам.

Владимир Лопатин считает современную патентную систему формой промышленного шпионажа. Свою карьеру докладчик начал как политработник в Советской армии. Ему было присвоено звание полковника за участие в событиях августа 1991 года. В 1992 году он был лишен этого звания в результате конфликта в качестве заместителя председателя Госкомитета России по оборонным вопросам с министром обороны Грачевым. Избирался депутатом Госдумы, работал в Генпрокуратуре, Институте государства и права. В 1999 году окончил Московский государственный институт международных отношений МИД России. С 2005 года работает директором РНИИИС. Доктор юридических наук, профессор, автор 300 научных работ, 50 книг и 7 концепций в сфере национальной безопасности. Более 800 раз выступал с докладами.

«Я напомню, что в 90-е годы каждая третья макротехнология принадлежала нашей стране. И сегодня нам тоже есть чем гордиться».

«Но возникает вопрос: почему при наличии такого научно-технического задела мы до сих пор, к сожалению, не можем выйти на передовые позиции в производстве такого рода продукции?»

«По мировым рейтингам расходов на научные исследования и разработки Россия занимает устойчивое 7-8 место в мире. Мы занимаем по публикациям 2-3 место в мире, по патентам – 6-7 место в мире. По этим показателям Россия входит в десятку мировых лидеров и ее, как будто, можно смело относить к развитым странам. Но по результативности использования полученных наработок в рамках НИОКР, а тем более создания добавленной стоимости конечной продукции, у нас менее 1%. Мы попадаем только в развивающиеся страны. Я задаю вопрос: почему?»

«Выступая 20 мая в Женеве с трибуны ООН на Всемирной конференции по вопросам мировой экономики, я показал на лампы огромной люстры в этом дворце и спросил: вы, наверное, думаете, что их изобрел американец Томас Эдисон? Закивали. Но за восемь лет до него электролампу изобрел русский ученый Александр Лодыгин и получил за это премию Академии наук. А через четыре года в его лаборатории неделю жил тот самый Томас Эдисон, который приехал к себе на родину и еще через четыре года получил американский патент и всемирное признание».

Комментарий НИКСа. Первый патент на электрическую лампу накаливания с платиновой нитью получил в 1841 г. ирландец Фредерик де Молен. В 1844 г. патент на лампу с угольной нитью был выдан американцу Джону Старру. Их и следует считать изобретателями лампы накаливания, если уж ориентироваться на патенты. Вакуум в стеклянной колбе применил американец немецкого происхождения Генрих Гёбель в 1854 г. Лодыгин российский патент на свою лампу с угольным стержнем в вакуумированной колбе получил в 1874 году. Эдисон в 1879 году получает американский патент на лампу накаливания. Его лампа с угольной нитью снабжалась унифицированным цоколем с винтовой нарезкой, патроном и выключателем. Такая лампа благодаря удобству использования получила широкое распространение. Таким образом, заслуга Эдисона состояла в том, что он изобрел первый успешный коммерческий вариант лампы накаливания и наладил ее массовое производство, для чего ему даже пришлось в 1882 году «изобрести» в Нью-Йорке первую в мире электростанцию. Лодыгин позже придумал использовать спиральную вольфрамовую нить, но из-за высокой стоимости широкого распространения такие лампы поначалу не получили. В 1906 году Лодыгин продал патент на вольфрамовую нить компании General Electric, основанной Эдисоном. Сотрудник этой компании Вильям Кулидж нашел дешевый способ получения вольфрамовых нитей, после чего этот вид ламп вытеснил все остальные. Про то, что Эдисон неделю жил в лаборатории Лодыгина, и вообще о его пребывании в России НИКСу ничего не известно.

«Когда мы спрашиваем, почему наши разработки сегодня широко применяются на Западе, – продолжает развивать свою мысль Владимир Лопатин, – но мы за это ничего не получаем, а покупаем продукцию, которая выпущена с помощью этих технологий, то очевидный ответ состоит в следующем: у нас ключевые показатели эффективности по всем документам – это патенты, патентные заявки и публикации. Но это же инструменты бесплатного информирования наших конкурентов за рубежом о наших достижениях. За рубежом мы, как правило, ничего не патентуем. Мы патентуем у себя. Но коммерческих продаж того, что охраняется патентами, у нас до 2% в год максимум, а по другим странам Евразийского союза – 0,1-0,4%. Что это означает? Что платить патентные пошлины не с чего. А я напомню, что они увеличились в октябре 2017 года до 200 тыс. рублей за период действия патента. При отсутствии продаж того, что охраняется патентом, это делать, естественно, неинтересно. И происходит следующее: три года не платишь патентную пошлину – и патент становится общественным достоянием».

«Вы знаете, что в США есть Институт стандартов, который активно собирает всю информацию по всем наработкам, которые открыто запатентованы во всех странах мира. А потом что происходит? Идет небольшая доработка, и поступает патентная заявка в российское патентное ведомство. Мало того, что мы не имеем охраняемого изобретения и технического решения за рубежом, мы еще и легализуем возможность того, чтобы наша разработка, полученная, как правило, при бюджетном финансировании, к нам же вернулась в виде охраняемой российским патентом, но уже в интересах иностранного правообладателя».

«Вы посмотрите на цифры! Весь официальный прирост патентования в России за последние годы обеспечивается иностранными патентообладателями. У них так хорошо работает фундаментальная наука? Да это же наши разработки, немножко доработанные и под другим видом поданные. Кто сегодня лидирует в российском патентовании по числу патентов? Иностранцы – до 70-80%. Надо бить в колокола!»

Комментарий НИКСа. И снова непонятно, о чем говорит докладчик. По данным Роспатента в 2018 году в России выдано 35 774 патента на изобретения. Из них иностранцам – 15 248, то есть 44%. Действующих российских патентов за иностранными заявителями на 31.12.2018 значилось 92 327 штук, что составляет 36% от общего числа 256 419 патентов. Где тут 70%? В какие колокола надо бить?

«Нужно изменить ключевые показатели эффективности топ-менеджеров компаний: считать не то, сколько подано патентных заявок, а сколько ты продал конечной продукции с добавленной стоимостью от интеллектуальной собственности».

«В 2000 году в мировом ВВП доля добавленной стоимости от интеллектуальной собственности составляла 4%. В 2018 году уже более 15% ВВП было создано с помощью оборота интеллектуальной собственности. Наш прогноз, что к 2030 году, с учетом цифровизации, вклад интеллектуальной собственности увеличится до 30% ВВП».

Комментарий НИКСа. И вновь непонятно откуда взявшиеся цифры. Судя по следам в интернете, про 15% ВВП от интеллектуальной собственности Лопатин в своих докладах рассказывал как минимум с 2015 года, хотя в данном случае относит эту цифру к 2018 году. Причем ни разу не указывался источник этой информации. Не удалось обнаружить этот источник и нам.

Наиболее подробная статистика в сети есть по экономике США. По данным Бюро экономического анализа США, стоимость нефинансовой интеллектуальной собственности, созданной в Америке в 2018 году в качестве продукта, составляет 2,733 трлн долларов, то есть 13,3% от ВВП (20,5 трлн в 2018 году). В эти проценты входит НИОКР, программное обеспечение, геологоразведка, искусство всех видов, включая СМИ и рекламу. Вряд ли по миру в целом этот процент больше.

Но, быть может, докладчик имел в виду нечто другое. А именно, тот факт, что когда вы покупаете товар, то вы оплачиваете не только стоимость материалов, из которых он изготовлен, а также конкретные затраты на его разработку и изготовление, но и нечто нематериальное – дизайн, технологический уровень, качество производства и тому подобные нематериальные субстанции, которые составляют тем большую долю стоимости, чем сложнее изделие.

К примеру, по оценкам Патентного бюро США, вклад отраслей, где интенсивно используется интеллектуальная собственность, в 2014 году составил 38,2% ВВП США. Таких отраслей американцы насчитали у себя 81 из 313. Кстати, их список позабавил. Вы, быть может, думаете, что речь идет в первую очередь об авиакосмической и ей подобных индустриях, где самые дорогие НИОКР? Вовсе нет. Отрасли отбирались по трем критериям: по числу патентов, брендов или копирайтов на 1000 работников. Хотя бы один из этих параметров должен был оказаться выше среднего. Так вот, по числу патентов на 1000 работников в лидерах идет производство компьютерной техники (658), последнее место занимает пищевая промышленность (0,65), а вот авиапром (8,75 – меньше, чем даже 15,9 в автопроме) до среднего уровня (46,2) не дотянул. В итоге ни автомобильная промышленность, ни авиакосмическая индустрия в число «продвинутых» не прошли, зато там оказался игорный бизнес, бакалея и производство кухонной мебели. Попала туда, кстати говоря, и нефтегазодобыча, за развитие которой либеральные экономисты, вроде господина Гуриева, так стыдят Россию. А вот в Америке эта отрасль считается локомотивом экономики и средоточием интеллектуальной собственности.

Аналогичную оценку представил и Европейский офис интеллектуальной собственности, который объявил, что в 2016 году в Евросоюзе продвинутые отрасли дали аж 42% ВВП. Но что значат эти цифры в реальности? Если, к примеру, производство такого высокоинтеллектуального продукта, как кухонный стол, генерирует условный 1% ВВП, то это вовсе не значит, что этот процент целиком состоит из интеллектуальной собственности. Стол сделан не только из нее. И вычисления точного процента нематериальной сущности в его стоимости – занятие, сродное алхимии. Разумеется, не стоит недооценивать важность интеллектуальной собственности. Стол делает столом не материал, из которого он изготовлен, а его форма. Но оценки того, какую долю занимает интеллектуальная собственность в продукте, похожи на вычисления, какой процент стола составляет его форма.

«У наших соседей – Финляндии, об этом говорил наш президент Владимир Путин, доля в ВВП от интеллектуальной собственности – 20%, – продолжает Владимир Лопатин. – В Финляндии! Каждый пятый евро в национальном доходе образуется за счет продажи интеллектуальной собственности. А у нас – менее 1%».

Комментарий НИКСа. В данном случае источник указан. Эти цифры взяты из послания Президента России В.В. Путина Федеральному собранию за 2013 год, где сказано следующее: «Вклад добавленной стоимости, которая образуется от оборота интеллектуальной собственности, в ВВП России – менее одного процента. Это не просто мало, это очень мало. В США этот показатель – 12 процентов, в Германии – 7-8, а у наших соседей в Финляндии – 20».

Источник указан, и он очень авторитетный, но снова возникает тот же вопрос: с какого потолка эти цифры свалились в доклад Президента? Возможно, это какие-то секретные данные. А в открытых источниках можно найти исследование Всемирной организации интеллектуальной собственности о так называемых copyright industries – «авторских индустриях», куда входят литература, музыка, театр, кино, СМИ, фотография, визуальное искусство, реклама и… программирование. Исследование проведено в 2015 году, и в нем средний вклад по миру всей этой индустрии оценивается в 5,48% от национальных ВВП. В лидерах указаны США – чуть более 11%. У России указан процент чуть выше среднего – 6% от ВВП. И это без НИОКР. Причем данные по России относятся к 2007 году. Подобных исследований за последующие годы Всемирная организация интеллектуальной собственности, которая, казалось бы, должна все знать о предмете, которым названа, не проводила. Во всяком случае, она ничего не сообщает о 15% вклада интеллектуальной собственности в мировой ВВП в 2018 году.

Кстати, указан в этом исследовании и вклад интеллектуальной индустрии в ВВП Финляндии – 4,6% в 2010 году. То есть процент меньший, чем был у России в 2007. Каким образом в 2013 году Финляндия умудрилась заработать на интеллектуальной собственности 20% ВВП, а Россия – менее 1%, непонятно. Еще менее понятно, кто подсунул эти цифры в доклад Президента. Уж не тайные ли агенты Навального?

«Нужно не охранять и защищать, а продавать интеллектуальную собственность,– завершает свой доклад Владимир Лопатин. – За последние 18 лет структура мирового рынка интеллектуальной собственности изменилась. В 2000 году более 80% доходов от нее составляли патентные продажи, и у нас был упор на то, чтобы патентовать для продажи. Но мир изменился. Сегодня более 80% продаж – это беспатентные продажи, это ноу-хау, это объекты авторских прав. Доля патентов резко падает. Идет мировой кризис патентной системы. И из него эта система уже не выйдет, потому что в условиях глобализации патентование имеет узкие национальные границы. Действие патента ограничивается территорией и сроком. А у нас политика на уровне предприятий и, к сожалению, государственная политика министерств и ведомств осталась прежняя – нужен патент. Отчитался патентом – молодец. Неважно, что ничего не продается. Неважно, что мы вооружаем тем самым наших конкурентов нашими же достижениями».

Комментарий НИКСа. Необычайные приключения Томаса Эдисона в России, вероятно, еще ждут своего певца, но вряд ли проблема превращения отечественных разработок в деньги сводится лишь к промышленному шпионажу и воровству патентов. Возможно, все дело как раз-таки в этих «небольших доработках». Придумать – это одно, а сделать работоспособный продукт и добиться его коммерческого успеха – это несколько другое. Впрочем, когда нам очень надо, мы неплохо используем не только свои, но и иностранные разработки. Вспомнить ту же атомную бомбу, 70-летний юбилей испытания которой отметила в этом году страна. А вот почему у нас до сих пор никому особо не нужен коммерческий успех – вопрос очень интересный. На том же заседании показательный пример привел генеральный директор ЦНИИчермет им. И.П. Бардина Виктор Семенов. Как известно, интеллектуальные права на разработки, сделанные в рамках госконтрактов, в России принадлежат государству. Но многие предприятия в силу сложного финансового положения идут на нарушение закона и торгуют разработанной в рамках госконтрактов продукцией, в том числе на экспорт. По этому поводу прокуратура выпустила акт предписания, который Виктор Семенов процитировал по памяти: «Сложившаяся практика говорит, что предприятия уже давно зарабатывают сотни миллионов на разработках, интеллектуальная собственность по которым принадлежит государству». То есть вместо того, чтобы радоваться доходам отечественных предприятий, прокуратура выражает вполне законную, к сожалению, озабоченность этой порочной «практикой». А так, конечно, понятно, что ихние Эдисоны уже задолбали. Уж больно они изобретательные. Только мы что-нибудь придумаем, а они это уже продают.

Холдинг НИКС – это сеть из более чем 100 магазинов цифровой техники по всей России; это инжиниринговый центр по проектированию высокотехнологичных производств «Проектмашприбор», на 75% принадлежащий компании НИКС и на 25% – Госкорпорации «Ростех»; это нанотехнологическая лаборатория, в стенах которой разработаны и изготовлены сканирующие туннельные микроскопы, исследуется квантовый электронный транспорт в металлических наноструктурах, ведутся работы по квантовым вычислениям; это агропромышленный комплекс «Тюринский» площадью 19 800 га в Тульской области, который по производительности труда сопоставим с немецкими фермерскими хозяйствами.

Читайте также:

Откуда растут крылья у электрического самолета

На традиционных самолетах летать к 2025 году будет нельзя.

Бывший глава ЦАГИ считает, что в авиации нам лучше вообще ничего не делать

Пусть лучше падают боинги, чем суперджеты?

«Я не хочу, чтобы моя страна превращалась в интеллектуального донора»

В России даже наука увеличивает отставание от Запада.