Сергей Хрущёв: день, когда мы сбили U-2

Умер Сергей Хрущёв. Смерть наступила в результате огнестрельного ранения в голову, хотя родственники утверждают, что он «умер от старости». Сын Никиты Хрущёва, главы СССР с 1953 по 1964 г., после развала Советского Союза предпочел жить и «умереть от старости» в обожаемой им Америке, что, в общем-то, достаточно ярко характеризует как советскую элиту, так и ее страну. Впрочем, Сергей Хрущёв, бывший конструктор ОКБ Челомея, далеко не худший ее (страны и элиты) представитель.

Вместо некролога показалось уместным опубликовать перевод его статьи «День, когда мы сбили U-2», напечатанной в журнале «Американское наследие» в 2000 г. Это тем более уместно, что в 2020 году описанному в статье происшествию исполнилось 60 лет. Об этом инциденте написано превеликое множество материалов, но статья Хрущёва интересна тем, что позволяет взглянуть на него с кремлевской VIP-трибуны. Итак, вот что Сергей Хрущёв рассказал об этом соотечественникам-американцам, которых его отец в 1956 году обещал похоронить.

«1 мая 1960 г. советская ракета В-750 класса земля-воздух (известная в Америке как SA-2 Guideline) сбила U-2, один из "неуязвимых" американских самолетов-шпионов. Самолет служил платформой для всех секретных проектов тех лет, возможно – самых секретных. Даже теперь, когда, казалось бы, не осталось никаких секретов, не все, связанное с последним полетом U-2, можно объяснить с точки зрения нормальной человеческой логики».

Примечание НИКСа: В-750 (главный конструктор Петр Грушин) – двухступенчатая зенитная ракета с дальность поражения до 30 км и высотой до 27 км – была принята на вооружение в 1957 г. в составе зенитного комплекса С-75 (главный конструктор Алексей Расплетин). Приблизительно таким же радиусом поражения обладала стационарная система С-25 ПВО Москвы, но в отличие от нее С-75 была перевозимой (нормативное время развертывания 6 часов, на практике его удалось снизить до 30-40 мин), что позволяло размещать ее везде – в тайге, в пустыне, в джунглях. К 1960 г. в СССР было развернуто 80 полков С-75. Ракета заранее рассчитывалась на эксплуатацию в полевых условиях. Грушин был сторонником «чистой механики», утверждая, что «законы Ньютона выполняются природой гораздо чаще, чем законы Ома». К примеру, разделение ступеней В-750 осуществлялось не пироболтами, а пережиганием магниевых лент, крест-накрест пересекавших сопло ЖРД второй ступени. Комплекс С-75 первым в мире поразил ракетой реальную воздушную цель: 7 октября 1959 г. над Китаем был сбит самолет-разведчик RB-57D. По данным Министерства обороны СССР, 60 дивизионов комплекса С-75 сбили над Вьетнамом около 2 тысяч самолетов, в том числе более 60 стратегических бомбардировщиков Б-52. По американским данным, вьетнамцы совершили пуски более 9000 ракет (на самом деле их было поставлено 7658 штук) и от их огня было потеряно примерно 200 самолетов, без учета беспилотников. Досталось от С-75 и U-2: кроме уничтоженного под Свердловском, один был сбит над Кубой и как минимум 5 штук в Китае (на фото ниже выставка сбитых тайваньских U-2 в Пекине в 1965 г.).

«В 1950-е, самые морозные годы холодной войны, политики и простые люди с обеих сторон были охвачены одним и тем же страхом: противоборствующая сторона, будь то Москва или Вашингтон, может нанести первый и, не исключено, последний ядерный удар. В 1955 году на женевской встрече четырех держав – СССР, США, Великобритании и Франции – президент Эйзенхауэр выдвинул свое предложение по "Открытому небу", которое предусматривало пролет самолетов противоборствующих блоков над территориями вероятных противников для наблюдения за их ядерным оружием».

«Мой отец, в то время занимавший высшие посты в советском руководстве, немедленно отверг эту идею. Это насторожило его партнеров по переговорам. Они рассудили, что Советский Союз, должно быть, скрывает что-то очень опасное. На самом деле причины были прямо противоположные. Советский секрет состоял в том, что прятать было нечего. Отец опасался, что Запад может поддаться искушению нанести ядерный удар, если узнает, насколько слаб на самом деле его противник».

Примечание НИКСа: Этот график наглядно демонстрирует, насколько несопоставим был ядерный потенциал США и СССР в 1950-е годы. И дело было не только в меньшем числе ядерных бомб и боеголовок. Главное, что территории США реально могли достигать лишь стратегические ракеты Р-7, принятые на вооружение только в 1960 г. и имевшие лишь 6 совершенно беззащитных пусковых установок. Советским подводным лодкам в 1950-е годы надо было приблизиться к берегам Америки на 150 км и всплыть для нанесения ракетного удара. Лодки были дизельными, так что даже просто подобраться на них к США было подвигом. Шансы долететь до США сквозь кольцо окружавших СССР военных баз у стратегических бомбардировщиков Ту-95 и М-4 также были невелики. Тем не менее, пролет 1 мая 1954 года над Красной площадью скоростного реактивного стратега М-4 стало неприятным сюрпризом для американцев. На воздушном параде в 1955 году зарубежные гости насчитали уже 28 М-4 (на самом деле одно звено пролетело несколько раз). Много пересудов вызвали трехзначные номера на их бортах. В результате ЦРУ пришло к выводу, что в СССР могло быть построено от 100 до 800 таких бомбардировщиков, что позволяло нанести массированный ядерный удар по США. Пугала и неизвестность с количеством межконтинентальных баллистических ракет (МБР). Подсчет реального количества М-4 и МБР, а также разведка систем ПВО на подходах к пусковым установкам, стали главной задачей разведывательных полетов U-2 над СССР. Так, одной из основных целей второго же полета U-2 над CCCР был авиазавод им. Хруничева в Филях, где строили М-4. (Это, кстати, был единственный полет U-2 над Москвой, больше американцы полетами над C-25 не рисковали). В результате было обнаружено, что завод невелик, а М-4 на аэродромах насчитывается не больше 30 штук. Подобная разведывательная информация показалась столь ценной, что Эйзенхауэр продолжал посылать U-2 в СССР несмотря на риск политических осложнений. На фото ниже – снимок пусковой установки Р-7 в Тюра-Таме (Байконур), снятый U-2.

«Отец привез домой красивую желтую брошюру о проекте "Открытое небо", которую Эйзенхауэр вручил ему в Женеве. Давая мне на нее взглянуть, он хвалил достижения современной техники. Фотографии действительно впечатляли. На первой, снятой с высоты 10 км, был виден общий план города; на следующей можно было различить дома, а на третьей – автомобили. Наконец, на последнем снимке можно было разглядеть смутную фигуру человека, полулежащего в шезлонге во дворе своего дома и читающего газету. Возможности американской фототехники убедили отца в том, что мы не должны допускать в свое небо американские самолеты».

«Его отказ мало повлиял на планы Вашингтона. U-2, самый совершенный самолет-разведчик, который летал достаточно высоко, чтобы стать почти неуязвимым для других самолетов, зенитных орудий и ракет класса "земля-воздух", ждал разрешения совершить свой первый полет над советской территорией».

«U-2 был шедевром авиационной техники, гордостью компании Lockheed, принесший заслуженную мировую славу ее конструктору Келли Джонсону. Его первым заданием планировался длительный полет над западными районами советской территории. Эйзенхауэр понимал, что если бы Советы предприняли нечто подобное в отношении Соединенных Штатов, это было бы расценено как нападение. Тем не менее, он одобрил полет, поскольку представители ЦРУ настаивали, что он не может вызвать конфронтацию, поскольку самолет пройдет над советской территорией почти невидимым, как призрак. Они считали, что русские не способны на прорыв в области радиолокации и в лучшем случае лишь немного улучшили американское и британское оборудование, которое поставлялось им во время войны. Эти радары не могли обнаружить цели выше 15 км. Кроме того, самолет будет летать так высоко, что советские ракеты и истребители не смогут его достать».

«ЦРУ приурочило первый полет U-2 к национальному празднику Америки – 4 июля 1956 года. Чарльз Болен, американский посол в Москве, имел общее представление об этом проекте, но не подозревал, что первый полет произойдет в тот момент, когда Хрущёв, будучи гостем посольства на праздничном приеме, поднимет тост за здоровье президента Дуайта Эйзенхауэра».

«На самом деле самолет пересек советскую границу рано утром. Отец был немедленно извещен об этом, но не спешил ничего предпринимать. Сначала мы должны были разобраться в ситуации и обдумать последствия, прежде чем действовать. Он, как и Болен, ничего не сказал на приеме об этом инциденте, шутил и болтал, хотя внутри у него все кипело».

«Женевская конференция дала надежду на постепенный (отец не питал никаких иллюзий) переход от вооруженного противостояния если не к сотрудничеству, то, по крайней мере, к мирному сосуществованию. Поэтому столь демонстративное нарушение международных правил приличия ошеломило отца. А полеты U-2, особенно первый, вызвали у советского руководства не просто шок, а оказали глубокое влияние на политику последующих лет».

«Что мне запомнилось наиболее ярко в связи с этим полетом U-2 и теми, что последовали позже в течение недели, так это нежелание отца жаловаться правительству США. Он чувствовал, что американцы, должно быть, посмеиваются над нашим бессилием и что дипломатический протест только увеличит их удовольствие. Тем не менее, в Вашингтон была направлена нота протеста, чтобы показать, что U-2 не удалось остаться невидимым. Обеспокоенный Эйзенхауэр вызвал директора ЦРУ Даллеса и запретил дальнейшие полеты над советской территорией без личного разрешения президента. Тем не менее, Эйзенхауэр не исключал их полностью».

«Тем временем отец собрал всех, кто мог что-то сделать: Артема Микояна, Петра Грушина, Андрея Туполева, Павла Сухого и других конструкторов перехватчиков и зенитных ракет. Больше всего отца беспокоила возможность того, что нарушитель может нести атомную бомбу. Специалисты категорически отвергли эту идею. Туполев объяснил, что мы можем быть уверены, что имеем дело с конструкцией, созданной на пределе возможного. В таком случае вес рассчитывается в граммах, и самолет не мог нести никакой существенной полезной нагрузки. В технике все взаимосвязано и чудес не бывает, поэтому американский самолет должен напоминать стрекозу: очень узкий фюзеляж и длинные тонкие крылья. Максимальный вес, который он может поднять, – это фотокамера, и притом не очень большая. Когда четыре года спустя мы увидели настоящий U-2, он оказался в точности похожим на то, каким обрисовал его великий конструктор».

Комментарий НИКСа: Идея Келли Джонсона в самом деле состояла в том, чтобы создать простой и легкий самолет для полетов на высоте 21 км, недосягаемой для средств ПВО того времени. Эта задача решалась за счет большого размаха крыла и малого веса. Джонсон говорил, что полкило веса означает 30 см высоты. При этом на рабочей высоте 21 км разница между минимальной и максимальной скоростями была всего 19 км/ч, что требовало от летчика филигранной техники пилотирования, в то время как самолет даже не имел гидроусилителей рулевой системы. Его компоновка не позволяла летчику видеть взлетно-посадочную полосу, поэтому посадкой руководили по радио коллеги, ехавшие по полосе вслед за самолетом на спорткаре. Недаром U-2 пользовался репутацией самого трудного в управлении самолета в ВВС США.

«Вся советская система ПВО была нацелена на то, чтобы сбивать серийные бомбардировщики, летящие со скоростью звука и на высоте от 10 до 15 км. Но оба конструктора перехватчиков, Микоян и Сухой, выразили уверенность, что новая задача может быть решена. Однако на это нужно время: три-четыре года напряженной работы».

«Это не устроило отца; он потребовал более быстрого решения. Через несколько недель Микоян вернулся и предложил акробатический трюк: самолеты разгоняются до максимальной скорости, а затем используют накопленную энергию, чтобы лететь вверх. Этот маневр назывался по-русски "выход на динамический потолок" и не считался особо сложным, но никто никогда не пробовал его в бою. Удача была важнее мастерства, так как истребитель в стратосфере почти неуправляем. Две песчинки должны были встретиться в бескрайнем небе».

«Отец ухватился за эту соломинку, и лучшие летчики начали тренироваться. Они несколько раз пробовали этот маневр, но пилоты U-2, по-видимому, даже не заметили этого, хотя этот метод позволил установить рекорд высоты, который был широко разрекламирован в надежде напугать американцев».

«U-2 летали над Советским Союзом в 1957, 1958 и 1959 годах – не часто, но летали. В 1959 году подразделения противовоздушной обороны стали получать новые истребители-перехватчики Су-9, а ракетные войска ПВО получили новые комплексы С-75. Разведывательные полеты стали опасными для американских пилотов, но ЦРУ настаивало на их продолжении».

Примечание НИКСа. Перехватчик Су-9 начал поступать в войска ПВО в 1959 г. Его практический потолок составлял 20 км (для сравнения: у высотного перехватчика МиГ-19СВ – 18500 м, у МиГ-21П – 19000 м). Су-9 изготовляли на заводе в Новосибирске и своим ходом перегоняли в части ПВО по всей стране. Два таких самолета 1 мая 1960 г. оказались в Свердловске. Они пережидали там непогоду, чтобы продолжить перелет в Барановичи.

«На переговорах в Кэмп-Дэвиде во время визита отца в 1959 году президент США ожидал, что он поднимет тему полетов U-2 и будет протестовать против них. Но отец не хотел доставлять хозяевам удовольствия мольбами не заглядывать в его спальню».

«Президент мог истолковать молчание отца как знак того, что он смирился с ситуацией. Во всяком случае, мы, вероятно, никогда не поймем, почему Эйзенхауэр дал разрешение на полет U-2 в преддверие решающей встречи четырех держав, которая должна была состояться в Париже в мае следующего года, – встречи, которая была важна для него, для его места в истории и для дела мира».

«Первый полет в этой роковой серии состоялся 9 апреля. Самолет шел со стороны Пакистана. Он был обнаружен в 4:47 утра, когда находился уже глубоко внутри советской территории в 250 км от афганской границы. Он беспрепятственно долетел до Семипалатинска, где сфотографировал ядерный полигон, а затем направился к озеру Балхаш, чтобы исследовать ракетный полигон ПВО. Были предприняты несколько отчаянных попыток перехвата, одна из которых стоила жизни капитану Владимиру Карачевскому, который погиб, когда его МиГ-19 потерял высоту и упал в лесу. Цель осталась непораженной, и советская сторона промолчала об этом инциденте».

«Следующий полет был запланирован на 1 мая, на один из самых важных праздников в Советском Союзе. Он должен был стать двадцать четвертой разведывательной миссией U-2 над советской территорией. Маршрут уже был опробован в мае 1957 года. Из Пешавара Фрэнсис Гэри Пауэрс направлялся в Тюра-Там, а оттуда в Свердловск или, точнее, в Челябинск-40, один из центров атомной промышленности СССР, фотографируя по пути военные аэродромы. Затем он должен был пролететь над Плесецком, где строились пусковые площадки для межконтинентальных ракет. А от Плесецка было рукой подать до аэродрома Бодё в Норвегии».

«В то утро отец появился в столовой сразу после восьми. Он выглядел мрачным, явно не в праздничном настроении, молча сидел за столом. Только слышно было, как звякает ложка о край стакана с чаем, который он торопливо выпил, спеша в Кремль, где уже собрались остальные члены Президиума ЦК. Очевидно, случилось что-то серьезное».

«Я встал, чтобы проводить его до машины. За высоким каменным забором резиденции слышалась музыка. Громкоговорители на Воробьевском шоссе работали на полную мощность. Отец обычно возил нас всех в Кремль на праздники, но на этот раз нам пришлось добираться туда самостоятельно».

«У ворот он, наконец, поделился новостью. «Они снова летят. То же место». «Сколько их?» – спросил я. «Как и прежде, только один. Он летит на очень большой высоте. На этот раз он был обнаружен еще по ту сторону границы. Малиновский [министр обороны] позвонил мне на рассвете, около шести часов». Вот и все, что знал отец».

«Я добрался до Красной площади около половины десятого и начал искать на VIP-трибуне Ивана Дмитриевича Сербина, начальника Отдела оборонной промышленности ЦК КПСС. Он рассказал мне следующее: нарушитель беспрепятственно достиг Тюра-Тама, маневрировал, чтобы получить наилучшие ракурсы для съемки полигона МБР, а затем полетел на север. Судя по всему, он направлялся в Свердловск».

«"Но почему его не сбили над Тюра-Тамом? " – спросил я. "В нашем командовании ПВО всегда что-то происходит, – Сербин только махнул рукой. – Теперь они будут писать объяснения. Праздник... ". "Так он может уйти", – огорчился я. "Да, может", – ответил Иван Дмитриевич. "Но как мы узнаем? " "Бирюзов на своем командном пункте. После пролета над Свердловском он приедет и расскажет, что происходит"».

Примечание НИКСа. О том, почему U-2 уничтожили только под Свердловском, в центре страны, рассказал в своих воспоминаниях участник тех событий Игорь Цисарь, служивший офицером наведения в дивизионе, сбившем нарушителя: «У Кыштымских атомных предприятий он прошел над ракетным дивизионом. Пытались выстрелить, но ракета не стартовала. Почему не выстрелили еще двумя ракетами, история умалчивает. Он прошел еще над одним дивизионом. Приготовились стрелять, но сгорел предохранитель в локаторе СНР (станция наведения ракет). Солдат из чабанов не сумел заменить предохранитель. Офицер-техник в самоволке в соседней деревне отмечал праздник трудящихся. После этих событий я был в комиссии по проверке боеготовности дивизионов ПВО Урала. Состояние было плачевное почти везде. В дивизионе, прикрывающем атомные предприятия Туры, даже не заводились дизеля электропитания ракетного комплекса. В другом пробит гвоздем кабель управления пусковой установкой. Дивизионы год докладывали о полной боеготовности. В упомянутом кыштымском дивизионе ракета не стартовала, т.к. были замкнуты контакты цепи "пуск" отрывного штекера ракеты. Еще зимой на морозе солдат в трехпалых рукавицах стыковал его с ракетой и повредил "папу". Три месяца два раза в сутки командир докладывал о полной боеготовности дивизиона… А что же авиация? Сажать или сбивать должны истребители. "Когда бог наводил на земле порядок, авиация была в воздухе" (любимая поговорка летчиков). Наверно, поэтому она практически не смогла подняться в воздух 22 июня 1941 года и в приграничных округах 80% самолетов были уничтожены за пару часов прямо на аэродромах. Поэтому она не смогла ни посадить, ни сбить U-2… В заявлении правительства Хрущёва говорилось, что U-2 не сбивали специально. Предоставили возможность углубиться на территорию СССР. А потом взяли и очень точно, чтобы летчик остался жив, сбили первой ракетой... Мне это напомнило школьные уроки истории, когда нам в разрушенной стране при погибших родителях объясняли, что наша самая сильная в мире армия специально заманивала фашистов вглубь страны, чтобы здесь с ними полегче было расправиться".

В общем, Грушин был прав: против Ома нет приема. Но еще более удивительную историю вспоминает летчик, полковник в отставке Борис Староверов. Она произошла во время попыток перехвата нарушителя 9 апреля 1960 года. Оказывается, два новейших Су-9 тогда стояли в Ташкенте в полной готовности вылететь на перехват цели. Но… Вот что рассказывает летчик: «Тогда создалась до того нелепая ситуация, что дальнейший ход событий, о котором расскажу, уже за пределами здравого смысла. Из полка ушло сообщение "наверх", пара Су-9 готова к взлету, может идти на перехват нарушителя госграницы, дайте координаты запасного аэродрома. А оттуда запрос: аэродром, о котором спрашиваете, секретный, есть ли у летчиков соответствующие допуски? Понятно, соответствующих допусков у нас не было. Последовало: пусть сидят и ждут. Часа два – два с половиной сидели в гермошлемах, высотно-компенсирующих костюмах, они сильно жмут, но дело-то, конечно, не в этом. Американский летчик-шпион летает над стратегическим объектом, фотографирует, а нас туда боятся допустить – а вдруг узнают что лишнего о секретных площадках ядерщиков. Все это, понятно, повторюсь, за чертой здравого смысла…»

Картину дополняет генерал-полковник в отставке Юрий Вотинцев, служивший тогда в штабе ПВО в Ташкенте: «"Разрешение" воспользоваться летчикам ПВО взлетно-посадочной полосой военно-воздушной базы стратегических бомбардировщиков Ту-95, что располагалась близ Семипалатинского полигона, было востребовано аж в правительстве СССР. До этого вопрос прорабатывался в главных штабах Войск ПВО, ВВС, Комитете государственной безопасности. Интересная картина получилась: U-2 бороздит небо над ядерным полигоном, над базой стратегических бомбардировщиков, а главком Войск ПВО страны маршал Сергей Бирюзов сидит и ждет: дадут его самолетам разрешение на взлет или нет. Разрешение на взлет было получено в районе семи часов по московскому времени. Понятно, когда Владимир Назаров и Борис Староверов прилетели в район ядерного полигона и стратегической базы ВВС, то U-2 уже ушел – в направлении еще одного важного военного объекта – полигона зенитных ракетных войск».

Возвращаемся к статье Сергея Хрущёва.

«Командный пункт ПВО, расположенный недалеко от Кремля, отслеживал перемещения нарушителя от самой границы. Сергей Бирюзов, командующий ПВО, сидел за большим столом, лицом к карте СССР. Сержант, сидевший за ширмой, короткими толчками передвигал самолет по карте. Каждые несколько минут он получал новые данные о координатах, скорости и высоте нарушителя».

Комментарий НИКСа: Центральный командный пункт Войск ПВО в то время находился во дворе здания Министерства обороны на Фрунзенской набережной. Командующий ПВО Сергей Бирюзов (на фото) лично руководил операцией. О ее масштабах говорит такой факт: с 8 утра по всей стране был введен в действие план «Ковер» – запрет на полеты всех самолетов и вертолетов гражданской авиации, а также всех военных самолетов, не задействованных в перехвате нарушителя.

«Слева от главнокомандующего сидел маршал Евгений Савицкий, командующий авиацией ПВО. Справа находился генерал-полковник Павел Кулешов, командовавший зенитной артиллерией и ракетными войсками ПВО. Позади них толпились штабные офицеры».

«Самолет удалялся от Тюра-Тама и повернул на север и немного на запад. Зенитные ракетные батареи в районе Свердловска были подняты по тревоге и ждали приближения цели, но начать преследование должна была авиация».

«Савицкому не удалось выяснить у своих подчиненных, что происходит с самолетами. Он знал, что два МиГ-19, прилетевших из Перми, быстро заправляют, но пилотов Су-9 еще не нашли. Наконец ему сообщили, что один из пилотов Су-9, капитан Игорь Ментюков, был перехвачен в последний момент в Перми на автобусной остановке. Его доставили в штаб, после чего он был ошарашен приказом немедленно взлететь. Самолет противника приближался на большой высоте, и единственная надежда была на его Су-9».

«Ментюков попытался объяснить, что самолет не имеет вооружения, что он не готов к полету и что цель пройдет над городом раньше, чем он оденет противоперегрузочный костюм. Генерал доложил об этом в Москву. От Савицкого пришел категорический приказ: немедленно взлетайте в том, что надето, и тараньте нарушителя».

«Это означало верную смерть. «Позаботьтесь о моей жене и матери!» – воскликнул Ментюков, жена которого ждала ребенка. «Не волнуйся, мы обо всем позаботимся», – сказал кто-то.

Примечание НИКСа. Неизвестно, откуда Сергей Хрущёв взял интересную подробность о перехвате летчика Ментюкова на автобусной остановке в Перми, в то время как он со своим Су-9 находился в Свердловске, но, по воспоминаниям самого Ментюкова, события разворачивались следующим образом: «Утром 1 мая, примерно в начале седьмого, нас поднимают. По телефону получаю команду – "Готовность – номер один". Подумал, погода улучшилась, нас торопят. Правда, взлетел позже, направление – на Челябинск. Сразу возник вопрос: почему направили на восток? Чуть позже беспокойство усилилось. Со мной на связь вышел не КП аэродрома, а командующий авиацией армии ПВО генерал-майор авиации Юрий Вовк: «Я – «Сокол», 732-й, как меня слышите? Слушайте меня внимательно. Цель – реальная, высотная. Таранить. Приказ Москвы. Передал «Дракон» (позывной Савицкого). Пошли минуты раздумья. Серьезный значит случай, если приказ передает сам «Дракон». Отвечаю: «К тарану готов. Единственная просьба, не забыть семью и мать…». «Все будет сделано».

Возвращаемся к тексту Сергея Хрущёва.

«Ментюков бросился к самолету. Американец уже был в зоне перехвата. Ментюков, следуя приказу наземного управления, начал маневрировать, достигнув той же высоты, что и U-2, и приближаясь к нему сзади».

«Летчик включил радар, но цель на экране невозможно было различить из-за помех. Перехватчик мчался вперед на форсаже со скоростью 2000 км/ч, когда с командного пункта прокричали: "Цель прямо впереди! Смотрите! Смотрите!" Но как можно разглядеть цель, если она приближается со скоростью около полукилометра в секунду? И как можно успеть сманеврировать и совершить таран? Су-9 пролетел над U-2, и ни один из пилотов даже не увидел другого. Ментюков, должно быть, вздохнул с облегчением. Топлива для второй атаки у него не было. Ему приказали выключить форсаж и возвращаться».

Комментарий НИКСа. Вновь передаем слово пилоту Су-9 Игорю Ментюкову: «Таран всегда опасен, а в моем положении – верная гибель. Вся загвоздка в том, что к боевому вылету я не готовился. Взлетел без ракет, а авиационных пушек на Су-9 нет. К тому же на мне не было и высотно-компенсирующего костюма, гермошлема. Во время перегонки самолетов это нам не требовалось. На высоте 20000-21000 метров меня в случае катапультирования разорвало бы, как воздушный шарик, на кусочки… Иду в направлении Челябинска минут 17, а на связь никто не выходит. Подумал уже, направили и забыли. Но тут в наушниках раздалось: «Как меня слышите?» «Нормально», – отвечаю. «Следуйте этим курсом». Чуть позже: «Топливо выработал в баках?» Говорю: «Нет еще». Однако тут же последовала команда: «Бросай баки: пойдешь на таран». Сбросил баки. Команда: «Форсаж». Включил форсаж, развернул самолет на 120 градусов и разогнал его до скорости M=1,9, а может до М=2,0. Меня начали выводить на 20-километровую высоту… Прошло несколько минут, сообщают: «До цели 25 километров». Включил прицел, а экран в помехах. Вот незадача. После старта работал нормально, а тут… Говорю: «Прицел забит помехами, применяю визуальное обнаружение». Но и здесь сложности. У U-2 скорость 750-780 км/час, а у меня – две с лишним. Словом, не вижу цели, хоть убей. Когда до цели осталось километров 12, мне сообщили, что она начала разворот… Делаю разворот за самолетом-нарушителем. Мне сообщают, что я обгоняю цель на расстоянии 8 километров, проскакиваю ее. Генерал Вовк кричит мне: «Выключай форсаж: сбавляй скорость!» «Нельзя выключать», – я тоже вскипел, поняв, что на КП не знали, как использовать и наводить Су-9. «Выключай, это приказ», – передал еще раз генерал. Чертыхнулся и выключил. И тут новый приказ: «Уходи из зоны, по вам работают!» Кричу: «Вижу». В воздухе к тому времени появились сполохи взрывов, одна вспышка чуть впереди по курсу, вторая справа. Работали зенитные ракетчики… Разворачиваюсь, ухожу из зоны огня, а затем спрашиваю о местонахождении цели. Мне с КП: «Цель сзади». Предпринимаю новый разворот, но чувствую, что падаю. Шел ведь без форсажа, не заметил, как скорость понизилась до 300 км/ час. Свалился на 15 тысяч метров. А с КП: «Включай форсаж». Зло опять взяло, кричу: «Надо знать, как и на каких скоростях он включается». Разогнал самолет до 450 километров, пробую включить форсаж, хотя он включается при 550 километрах. В это время загорается лампочка аварийного остатка топлива. Становится ясно – наведение сорвалось. Дают указание – тяните до Кольцова».

Возвращаемся к тексту Сергея Хрущёва.

«Операторы радаров увидели на своих экранах, что Су-9 исчез, и цель снова осталась одна, но все еще вне радиуса поражения ракет. Начальник штаба ракетного дивизиона майор Михаил Воронов отсчитывал секунды про себя: "Еще немного – и нарушитель окажется в пределах досягаемости огня". Пауэрс, не подозревая о разворачивающихся вокруг него событиях, повернул к Кыштыму. Ему еще нужно было сфотографировать Челябинск-40. "Цель удаляется", – доложил оператор».

«Пилот U-2 избегал опасных районов, как будто знал, где установлены ракеты. Кулешов предположил, что его самолет был оснащен специальным приемником, реагирующим на сигналы радиолокационной системы обнаружения ПВО. Ситуация становилась критической. Нечего было и мечтать о том, чтобы послать еще раз Су-9. Савицкий приказал взлететь МиГ-19. Бирюзов не верил, что перехватчики смогут догнать U-2, но надо было что-то делать».

Комментарий НИКСа. На U-2 действительно был индикатор облучения, но Пауэрс, самолет которого всю дорогу облучали радарами без всяких последствий, был уверен в своей неуязвимости. Незадолго до этого на U-2 отказал автопилот, но Пауэрс все равно решил продолжить выполнение задания и свернул, увидев взлетно-посадочную полосу крупного аэродрома. Это был аэропорт Кольцово под Свердловском. Если бы не желание его сфотографировать, то, вполне возможно, и полет 1 мая 1960 г. для U-2 закончился бы вполне благополучно.

«В этот момент Воронову сообщили, что цель возвращается и будет в пределах досягаемости через несколько секунд. Полагалось выпустить две ракеты, но было решено запустить три, просто для подстраховки. Все происходило автоматически, как на учениях. Но после нажатия кнопки полетела только одна ракета. Две другие остались на земле».

Примечание НИКСа. По поводу этих двух незапустившихся ракет Игорь Цисарь, служивший офицером наведения в дивизионе майора Воронова, рассказал следующее: «В дивизионе тревожное волнение, ощущение вины и тяжелого проступка: не сошли две ракеты. Можно попасть под трибунал... Многократно проверяем и проверяем ракеты, цепи прохождения команды "пуск" от СНР. Все нормально. Остается подозрение, что офицер наведения ст. л-т Эдик Фельдблюм в волнении не дожал "противный" колпачок защиты переключателей "боевой пуск" по двум ракетным каналам. Эдик отрицает это… Я составил отчет. Трудно было написать, почему не сошли две ракеты. Не хотелось подставлять Эдика. Пришлось лгать. Если противник летит на малой высоте и приходится стрелять с задней ПУ (пусковой установки), то ракета может врезаться в собственную антенну СНР. В таких случаях пуск с установки автоматически блокируется: ПУ становится в "зону запрета". Я написал, что две ПУ стали в зону запрета, хотя U-2 был высоко, почти в зените, и две установки одновременно в запрет никогда не станут. Конечно, я боялся, что ложь раскрутят. Но в войсках запрещено рассуждать, анализировать и высовываться. Через месяц в секретном приказе министра обороны по всей армии моя часть отчета повторялась слово в слово. Опасения рассеялись».

«Воронов похолодел; судьба, казалось, хранила Пауэрса. Надежда оставалась на единственную ракету, летевшую к цели. В небе расцвела огненная точка. Через несколько секунд раздался слабый звук взрыва. Это произошло в 8:53 утра по московскому времени».

«Цель исчезла с экранов радаров, сменившись зеленоватыми хлопьями "снега". Это значило, что самолет либо развалился на куски, либо выбросил фольгу, чтобы обмануть операторов радара. Ни в батальоне Воронова, ни в его полку не могли поверить в такое везение. Тем временем соседняя батарея под командованием капитана Николая Шелудько выпустила три ракеты по разваливающемуся самолету».

Примечание НИКСа. На этом фото можно видеть Михаила Воронова, уже подполковника, позади Юрия Гагарина, еще майора. Главнокомандующий Войсками ПВО маршал Бирюзов два раза подписывал представление Воронова на звание Героя Советского Союза, но дважды рвал уже подписанный документ. Воронов более получаса не докладывал о поражении цели, поскольку был уверен, что промахнулся. Все это время соседние дивизионы продолжали пускать ракеты в небо, сбив собственный МиГ-19. Правдоподобную версию о том, почему Воронов так долго не мог разобраться в ситуации, рассказывает все тот же Игорь Цисарь: «Самолет противника периодически выстреливает фольгу и прячется в этом облаке. На экранах локаторов лишь облако импульсов, в котором импульсы от цели неразличимы. Когда разрывается ваша осколочная ракета, облако осколков создает на экране такое же облако помех. Цель поражена, падает, но в облаке осколков ее не видно. Растерянность офицера наведения переходит в шок, когда из облака выползает нормальный сигнал ответчика ракеты, удаляющийся от цели. Эффект неразорвавшейся ракеты возникает потому, что взрывается лишь передняя боевая часть ракеты. Задняя аппаратная часть и двигатели продолжают работать нормально. Общее экранное представление будто ракета, не разорвавшись, прошла мимо цели, выстрелившей помехи. Только опытный, уже стрелявший и думающий офицер, может правильно оценить ситуацию. Но опыт дорог. Ракета по цене равна пятиэтажной Хрущёвке».

Текст Сергея Хрущёва.

«Как позже выяснили эксперты, ракета Воронова не попала в U-2, а взорвалась немного позади него. Самолет Пауэрса тряхнуло. Его длинные крылья согнулись, оторвались и медленно полетели вниз. Конечно, пилот не мог этого видеть. Он видел только небо, вращающееся перед его глазами. Он также чувствовал перегрузку, прижимающую его к передней панели. Он не мог катапультироваться, поскольку металлические дуги фонаря кабины оторвали бы ему ноги. Он понял, что может выбраться сам, и неуклюже перевалился через борт кабины. После того, как он освободился от кислородных шлангов, его парашют сработал идеально».

Примечание НИКСа: Пауэрсу (на этом фото он рядом с Келли Джонсоном, конструктором U-2) повезло: ракета взорвалась, не долетев до самолета, но радиус поражения ее осколков достигает 300 метров, они повредили хвост и крылья U-2, хотя двигатель, установленный сзади, спас летчика. Тот же Игорь Цисарь пишет: «Летчик Ментюков корреспонденту газеты "Труд" рассказал, что он сбил U-2 без ракет воздушной струей… Ментюков может навестить U-2 в музее Вооруженных сил России и убедиться, что задняя нижняя левая часть фюзеляжа прошита ракетными осколками, как решето... Можно даже набрать осколков, отскочивших от бронеспинки, спасшей летчика, и застрявших между лонжеронами».

Популярна версия, что Пауэрс не катапультировался потому, что техник якобы сказал ему перед полетом, что рычаг катапульты приведет в действие взрывчатку, уничтожавшую и самолет, и летчика. На U-2 действительно имелась система самоуничтожения. Ее кнопка размещалась рядом с креслом пилота. Однако взрыв происходил через 70 с после ее нажатия – вполне достаточное время для катапультирования. Проблема Пауэрса состояла в том, что из-за перегрузок в падающем самолете он не мог занять в кресле позицию, необходимую для безопасного катапультирования. После того, как в 1962 году Пауэрса обменяли на советского разведчика Абеля, его судили за невыполнение служебной инструкции, согласно которой он должен был взорвать самолет и покончить жизнь самоубийством при помощи отравленной иглы, спрятанной в полую монету, зашитую в воротник комбинезона. Однако по итогам сенатского расследования обвинения с Пауэрса были сняты. Позже его даже наградили за то, что он при допросах скрыл важные детали операции ЦРУ – систему связи, имена руководителей и т.д. (Наградили, кстати, лишь посмертно, поскольку о его «скрытности» на допросах в КГБ стало известно лишь после того, как в 2006 году Россия передала США копии протоколов допросов Пауэрса.) После возращения на родину Пауэрс продолжил работать летчиком-испытателем Lockheed, откуда был уволен в 1972 г. после публикации книги воспоминаний о первомайском инциденте, в которой он все-таки сболтнул лишнее. Пауэрс стал работать пилотом вертолета в телекомпании и погиб в 1977 году, когда его геликоптер упал, оставшись без топлива. По свидетельству очевидцев, Пауэрс мог сесть на авторотации, но в последний момент отвернул от детей, игравших на земле.

Вновь текст Сергея Хрущёва.

«На земле все еще не могли поверить, что цель поражена. В Москву сообщили, что бой продолжается. Операторы радаров, прочесывая небо, то находили, то теряли цель. Иногда им даже казалось, что целей несколько, но никто не задавался вопросом, откуда они взялись. Все были охвачены лихорадкой боя».

«Взлетели МиГ-19. Первым поднялся капитан Борис Айвазян, за ним старший лейтенант Сергей Сафронов, готовые применить акробатическую тактику Микояна. Но оказавшись в воздухе, летчики не смогли обнаружить нарушителя. Айвазян и Сафронов были одни на высоте 13 км».

«Воронов первым из ракетчиков понял, что произошло. Экран радара засветился, когда с неба полетели обломки U-2. Какие еще доказательства нужны? Но руководство в Свердловске настаивало на продолжении поисков. В этот момент радары соседней батареи засекли два объекта. Поначалу ее командир, майор Шугаев, засомневался: "Почему два? И на малой высоте?" Он позвонил в штаб. Командующий ПВО генерал Ф. К. Солодовников рявкнул: "Ни одного нашего самолета в воздухе нет"».

«Времени на размышленье не было. Самолет Айвазяна исчез с экрана радара – летчик, не имея топлива, резко спикировал в сторону аэродрома, но ракеты нашли Сафронова. В воздухе раскрылся еще один парашют, на этот раз наш».

Примечание НИКСа: Борис Айвазян вспоминает: «Резко спикировал потому, что привычка сказалась. Во время учебных полетов я месяцев шесть выполнял роль цели, меня перехватывали товарищи по полку. Чаще просили подольше подержаться на высоте. Садиться порой приходилось почти с пустыми баками, все время увеличивая угол падения, почти падая. В тот раз я так и решил приземлиться, применив наработанный прием. «Захватить», видимо, ракетчикам было меня трудно, резкое пикирование – есть резкое пикирование, своего рода противоракетный маневр…»

«Заметив в небе парашют американца, Воронов приказал одному из своих офицеров, капитану Казанцеву, взять людей и поспешить к месту приземления пилота. Встреча двух цивилизаций прошла на удивление спокойно. Потом уже газеты писали о гневе и возмущении советских граждан. На самом деле произошло следующее: водитель машины, везущей друзей в соседнюю деревню на праздник, услышал где-то высоко взрыв. Они остановились, вышли, посмотрели вверх и увидели несколько сверкающих точек, среди которых виднелся парашют. Через несколько минут друзья уже помогали пилоту подняться на ноги и освобождали его от строп парашюта. Они понятия не имели, кто он такой, но удивились его снаряжению. Окончательно с толку их сбило то, что на вопрос о самочувствии пилот промолчал».

«"Ты болгарин? " – спросил владелец машины. Вся округа знала, что на соседнем аэродроме тренировались летчики из стран Варшавского договора. Парашютист покачал головой. Его спасители были озадачены. Они похлопали его по плечу, отобрали пистолет и указали на переднее сиденье "Москвича". Потом самый сообразительный из них, заметив клеймо на пистолете Пауэрса, вывел USA в пыли на приборной доске. Пауэрс кивнул. Они решили отвезти захваченного шпиона – в этом уже не было сомнений – в контору соседнего совхоза. Там Пауэрса встретили совершенно спокойно. Его обыскали, усадили за стол и едва удержались, чтобы не предложить ему стакан водки в честь праздника. Сцену этого гостеприимства и застала группа, посланная майором Вороновым, а также работники местного КГБ, прибывшие за ними следом. Пауэрса увезли в Свердловск».

Примечание НИКСа. В снаряжение Пауэрса входили пистолет с глушителем, 205 патронов к нему (долго можно отстреливаться), охотничий нож, надувная лодка, пила, плоскогубцы, накомарник, рыболовная снасть, брюки, шапка, носки, спички, осветительные ракеты, компас и англо-русский разговорник. Записка на шелке сообщала: «Я американец и не говорю по-русски. Мне нужны пища, убежище и помощь. Я не сделаю вам вреда. У меня нет злых намерений против вашего народа. Если вы мне поможете, то вас вознаградят за это». Чем-то напоминает бессмертную фразу Терминатора: «Мне нужна твоя одежда, сапоги и мотоцикл». Кроме того в распоряжении Пауэрса было 3750 советских рублей наличными, а также золотые кольца и несколько золотых часов. По мнению ЦРУ, этого должно было хватить на подкуп половины СССР на пути к границе.

«МиГ-19 упал в районе поселка Дегтярка, западнее Свердловска. Местные жители заметили парашют Сафронова. Когда они подбежали к нему, пилот уже не дышал, а из глубокой раны в боку текла кровь. Ракетные войска сначала доложили маршалу Бирюзову, что самолет-нарушитель сбит. Сергей Семенович вздохнул с облегчением. Но тут пришла новая информация. Командующий истребительной авиацией, генерал-майор Вовк, рапортовал из Свердловска: "Один летчик попал в плен, и мы ищем второго..." Бирюзов решил дождаться подтверждения поимки второго шпиона, прежде чем докладывать отцу».

Примечание НИКСа. Полковник Анатолий Железнов, прибывший за телом Сафронова, вспоминал: «Насчет того, что Сергей катапультировался, – все это бред! Было прямое попадание, его убило с ходу, и приземлился он уже мертвым, тело выбросило из самолета. Так плашмя и лежал, как его придавило. Помню, в морге я руку его взял – как из теста, без костей словно… Он лежал целехонький в высотном костюме. Кровь на лице, потому что он упал с огромной высоты, и катапульта сработала от удара о землю».

«Маршал раздумывал, ехать ли ему домой переодеться или отправиться прямо на Красную площадь, когда из Свердловска по телефону спецсвязи раздался еще один звонок. Генерал, запинаясь, доложил, что второй парашютист найден и что, к сожалению, это один из наших, старший лейтенант Сафронов».

«"Что значит один из наших"? – маршал едва удержался от крика. – "Сколько самолетов вы сбили? Не можете отличить наших от чужих?"»

«"Его транспондер не работал", – солгал генерал. Эта ложь потом повторялась много раз, пока Игорь Ментюков не прояснил ситуацию: транспондеры работали, но по коду на апрель, а не на май. В предпраздничной суете техники не заменили его. Так что неудивительно, что радары обозначили свои самолеты как чужие».

Примечание НИКСа: Версию о кодах подтверждает и Игорь Цисарь: «На Мигах не были установлены коды автоответа "я свой" для локаторов и СНР. На второй день спецкомиссия проверяла опечатанные запросчики станций. У нас все нормально. Но чувство было преотвратное, когда Вовк тыкал в лицо надорванной фотографией Сафронова в кругу семьи: "Вы мне летчика убили"».

«"Сколько ракет вы выпустили?" – спросил Бирюзов, постепенно успокаиваясь. "Сначала одну, затем три, потом еще две… Всего четырнадцать», – сказал он подавленно. "А которая из них сбила самолет?" "Первая"».

«"Так какого черта.... " – обычно спокойный Бирюзов в течение нескольких минут сыпал непечатными выражениями, а затем бросил трубку. Радость победы испарилась в одно мгновение».

«"Выясните, какой самолет они сбили – Су-9 или МиГ", – приказал он Савицкому».

«Савицкий снова позвонил в Свердловск. "МиГ-19, – коротко доложил он после нескольких минут оживленного разговора. – Сначала я послал Су-9 с приказом таранить, но пилот промахнулся и пролетел над целью. Затем подняли в воздух несколько МиГ-19, так как цель, казалось, находилась на меньшей высоте"».

«"Хорошо". – Бирюзов перестал слушать. На него произвел впечатление тот факт, что перехватчик пролетел над высотным самолетом-разведчиком. Это было само по себе достижение. Но как ему сообщить об этом? У него появилась идея».

«Маршал собрал своих помощников. "Вот как было дело, – начал он спокойным и уверенным голосом. – Нарушитель только задел край зоны поражения ракетами. Мы ожидали этого и послали Су-9 на перехват. Нет, лучше – пару Су-9. Имелись два самолета. Они уже находились рядом с целью, когда она вошла в радиус поражения ракетами. На пределе досягаемости. Было принято решение о запуске. Перехватчикам было приказано покинуть зону обстрела, но один пилот только крикнул в ответ: "Я атакую". Были запущены две ракеты, как и положено. Самолеты находились так близко друг к другу, что их нельзя было различить с земли. Отметки на радаре слились. Поэтому одна ракета попала в самолет-разведчик, а другая – в наш самолет. К сожалению, она также поразила цель. Как звали лейтенанта?”»

«"Старший лейтенант Сафронов", – ответил Савицкий. "Да, лейтенант погиб как герой. И это все! Никаких других ракет не было", – маршал испытующе посмотрел на своих заместителей. Он прочел согласие на их лицах. Эта версия устраивала всех, особенно центральное командование».

Примечание НИКСа. Как видим, воображение Сергея Хрущёва разыгралось, и он описывает события на командном пункте ПВО так, будто там присутствовал. На самом деле, про 14 ракет, выпущенных по Пауэрсу, рассказал на Западе перебежчик Пеньковский. Так это или не так – сказать сейчас трудно, однако в рассекреченном докладе министру обороны от 6 мая 1960 года сообщалось о пяти ракетах. Так что эпизод с разговором маршала с помощниками выглядит несколько надуманным. Впрочем, ценность воспоминаний Сергея Хрущёва не в том, что он пересказывает с чужих слов, а в том, что он видел собственными глазами и слышал собственными ушами от своего отца.

«Версия маршала была доложена отцу. То, что произошло на самом деле, когда сбили Пауэрса, было надолго полностью "забыто" участниками тех событий. И только с началом гласности Михаила Горбачева ушедшие в отставку низовые офицеры – Воронов, Айвазян и некоторые другие – рассказали правду».

«По Красной площади уже прошли колонны войск, шла демонстрация трудящихся. Появление маршала Бирюзова, целеустремленно шагавшего от края трибуны к Мавзолею, не осталось незамеченным. Иностранцы гадали, в чем дело. Знающие люди тут же сделали правильный вывод: сбили! Полевая форма маршала произвела должное впечатление, все это запомнили. Бирюзов взошел на мавзолей, наклонился к уху отца, прошептал весть о победе, принял заслуженные поздравления и присоединился к военачальникам, стоявшим по правую сторону трибуны».

«Через несколько минут новость дошла от мавзолея до трибун. Грушин и Александр Алексеевич Расплетин, создатели ракеты В-750, расплылись в улыбках, и их окружили люди, желающие пожать им руки».

«Отец после праздника вернулся домой в приподнятом настроении. Я узнал от него, что пилот жив, что его допрашивают и что он охотно все рассказывает. Я помню, как отец со смаком повторял рассказ Пауэрса о том, как американские специалисты уверяли его, что сбить U-2 невозможно. Он сказал, что шпионское оборудование попало в наши руки почти в целости и что пленку, найденную в камере, сейчас проявляют».

«Отец сразу же рассказал мне о своих намерениях. Он не сообщит о пленении пилота немедленно, а подождет, пока американцы состряпают свою историю, и только тогда отплатит им за все эти годы унижений. И действительно, в докладе NASA, впоследствии дополненном и доработанном Госдепартаментом, говорилось, что "исследовательский самолет NASA U-2, выполнявший в Турции совместную миссию по авиаразведке погоды, по-видимому, упал в районе озера Ван, Турция, около 9:00 утра (3:00 утра по восточному времени) в воскресенье, 1 мая. Во время полета на юго-востоке Турции пилот сообщил на аварийной частоте, что испытывает трудности с кислородом..."».

«Наслаждаясь своей игрой, отец ждал, что будет дальше, но вскоре дело вышло из-под его контроля. На дипломатическом приеме шведский посол Рольф Сульман небрежно спросил нашего заместителя министра иностранных дел Якоба Малика, в соответствии с какой статьей Устава ООН Советы обжалуют этот инцидент, на что Малик (возможно, перебрав коньяку) бесхитростно ответил: "Я точно не знаю. Пилота все еще допрашивают". Американский посол услышал это и поспешил в посольство, чтобы проинформировать Вашингтон».

«Через час председатель КГБ позвонил отцу и доложил содержание беседы двух дипломатов. Отец был зол и расстроен. На следующий день несчастного чиновника вызвали в ЦК, дали нагоняй, уволили с поста заместителя министра иностранных дел и даже исключили из партии (но через несколько дней простили)».

«Больше не было смысла держать в секрете захват Пауэрса. На заседании Верховного Совета СССР отец подробно рассказал об американской версии полета U-2, а затем опроверг ее пункт за пунктом. Он зачитал выдержки из протокола допросов Пауэрса, описал маршрут самолета и с удовольствием перечислил все шпионское оборудование, найденное среди обломков. Его доклад увенчался демонстрацией того, что он назвал проявленной пленкой, на которой были аэродромы, ядерные хранилища и заводы. Он торжествующе вручил пакет с фотографиями председателю сессии. Отец привез на дачу копии фотографий, и я внимательно их рассмотрел. Они были выдающегося качества. Можно было видеть истребители, выстроившиеся в линию вдоль взлетно-посадочной полосы, топливные хранилища и штабные здания».

«Разоблачение – это очень хорошо, но до начала конференции четырех держав в Париже нужно было найти какой-то компромисс. Оставалось всего несколько дней, и планы отца определенно не предполагали срыва конференции. Он должен был установить контакт с Эйзенхауэром и найти подходящий выход из этого тупика».

«Он попытался прояснить ситуацию, сделав подчеркнуто примирительные замечания на приеме в чехословацком посольстве по случаю национального праздника этой страны 9 мая. Он подчеркнул, что дверь для переговоров остается открытой, несмотря на инцидент с U-2, и что он готов вместе искать выход из создавшейся ситуации. Он обратился непосредственно к американцам и президенту Соединенных Штатов, заявив: "Сегодня я еще раз говорю, что мы хотим жить не только в мире, но и в дружбе с американским народом... Я отношусь к послу США с уважением, и я уверен, что он не имеет никакого отношения к этой недружественной акции... Я убежден в нравственных качествах этого человека. Я считаю, что он не способен на такой поступок"».

«К сожалению, в Вашингтоне Госдепартамент уже признал, что Эйзенхауэр лично одобрил эту программу. В этом, пятом американском заявлении, опубликованном по поводу инцидента с U-2, Госдепартамент намекал, что Соединенные Штаты оставляют за собой право летать над советской территорией до тех пор, пока СССР не откроет свои границы для инспекций. Прочитав это заявление, отец пришел в ярость. Если его авторы намеревались вывести его из себя, то им это удалось».

«Два дня спустя, 11 мая, мы с отцом отправились осматривать обломки самолета, который отец приказал выставить в парке Горького, там же, где во время войны выставлялась трофейная немецкая военная техника. Иностранные корреспонденты толпились вокруг отца на этой необычной выставке. Выйдя из павильона, где она проходила, он охотно ответил на их вопросы и произнес оживленную речь, подчеркнув, что отныне с каждым, кто нарушит наши границы, будут поступать так же. Американцы должны принять это к сведению, если только они не хотят развязать мировую войну. Но даже сейчас дверь к примирению не захлопнулась. Конечно, ситуация усложнилась, но если обе стороны этого захотят, то еще есть шанс что-то сделать».

«Эйзенхауэр тоже не исключал такой возможности. В Овальном кабинете он сказал госсекретарю Кристиану Гертеру, что имеет смысл встретиться с Хрущёвым в Париже до начала сессии и попытаться прояснить ситуацию. Гертер возразил, сказав, что Хрущёв может воспринять это как "проявление слабости", и отец так и не получил такого приглашения. (Эти подробности с американской стороны взяты из книги Майкла Р. Бешлосса "Мэйдэй".)»

«Тем не менее, отец прибыл в Париж заранее в надежде встретиться с президентом. Я помню разговор, который состоялся у меня с ним перед самым его отъездом. Мы прогуливались вечером на даче, и он вдруг заговорил о ферме Эйзенхауэра и сказал, что неплохо бы пригласить его на дачу, показать урожай и покататься на лодке по Москве-реке. Их личная встреча в Париже не состоялась, и отец сменил тон».

«"В первый же день конференции, – вспоминал он позднее, – я зачитал декларацию. Произошел конфуз. Особенно после фразы, в которой говорилось, что мы отзываем наше приглашение, если не будет принесено извинений со стороны Соединенных Штатов Америки, что президент не может быть нашим гостем после того, что он позволил в отношении нашей страны... Наше заявление было подобно бомбе, которая смела все на своем пути.... Круглый стол, который должен был нас объединить, был разбит вдребезги". – Отец сжег последний мост».

«Полет U-2 причинил много вреда и многое испортил. И самое главное, он поставил под сомнение всякую надежду на скорейшие и успешные переговоры по разоружению и серьезно подорвал зарождающееся доверие России к Америке как партнеру. Обман его "друга" генерала Эйзенхауэра, который гулял с ним в Кэмп-Дэвиде и соглашался, что нет ничего страшнее войны, поразил отца в самое сердце. Он не простил Эйзенхауэру инцидент с U-2 ни как президенту, ни как человеку. В Кэмп-Дэвиде он выучил английские слова "мой друг", и именно так обращался к Эйзенхауэру. Теперь отец с горечью сказал своему помощнику: "Такой друг мне не нужен"».

Примечание НИКСа. Эйзенхауэр (на фото рядом с Хрущёвым во время визита последнего в США) на самом деле тяжело переживал скандал, разгоревшийся вокруг сбитого U-2. Он даже сказал однажды помощнику: «Хочется уйти в отставку». Эйзенхауэр мог бы скрыть свою личную вовлеченность в проект и свалить все на шефа ЦРУ Аллена Даллеса, однако политические противники начали говорить, что он не контролирует собственную администрацию. Поэтому 10 мая, после более чем недели вранья о случайно, на автопилоте залетевшем в СССР разведчике погоды NASA с потерявшим сознание летчиком, представитель администрации сделал в конгрессе США заявление, что это была разведывательная миссия ЦРУ, предпринятая с ведома Главнокомандующего Вооруженных сил Соединенных Штатов, то есть Эйзенхауэра, чей талант военачальника всем известен. При этих словах все конгрессмены – и демократы, и республиканцы – встали и разразились аплодисментами.

«В августе 1960 года начали летать американские спутники-шпионы Discoverer, оснащенные космической фототехникой, разработанной в рамках сверхсекретного проекта CORONA. Необходимость в U-2 отпала; Полет Пауэрса был последним над советской территорией».

Примечание НИКСа: Модернизированный U-2 до сих пор состоит на вооружении ВВС США и активно используется для разведывательных полетов над такими странами, как Афганистан, поскольку его использование оказалось дешевле, чем эксплуатация стратегического разведывательного беспилотника RQ-4 Global Hawk. А над территорией нашей страны этот самолет, как и сменивший его сверхзвуковой стратегический разведчик SR-71, еще один шедевр Келли Джонсона, не летают вовсе не потому, что «необходимость в них отпала».

«И все же отец решил взять политический реванш и за U-2, и за Париж. На следующей сессии Организации Объединенных Наций в сентябре и октябре 1960 года он пригласил глав правительств стран мира обсудить проблему деколонизации, а сам отправился в Соединенные Штаты без приглашения, взяв с собой гостей. На сессии ООН отец не оставил без ответа ни одной "махинации империалистов"».

«В ответ на разгневавшую его речь одного из филиппинских делегатов, "американского лакея", он даже позволил себе постучать по столу не кулаком, как делал много раз до этого, а ботинком. Этот инцидент, к сожалению, стал знаменитым».

«Пилота U-2 Фрэнсиса Гэри Пауэрса судили в Москве и приговорили к трем годам тюрьмы и семи годам исправительно-трудовой колонии. В 1962 году его обменяли на советского шпиона полковника Рудольфа Абеля (псевдоним; настоящее имя – Вильям Фишер). Именно так 40 лет назад закончился один из самых опасных и драматичных эпизодов Холодной войны».

Холдинг НИКС – это сеть из более чем 100 магазинов цифровой техники по всей России; это инжиниринговый центр по проектированию высокотехнологичных производств «Проектмашприбор», на 75% принадлежащий компании НИКС и на 25% – Госкорпорации «Ростех»; это нанотехнологическая лаборатория, в стенах которой разработаны и изготовлены сканирующие туннельные микроскопы, исследуется квантовый электронный транспорт в металлических наноструктурах, ведутся работы по квантовым вычислениям; это агропромышленный комплекс «Тюринский» площадью 19 800 га в Тульской области, который по производительности труда сопоставим с немецкими фермерскими хозяйствами.

Читайте также:

Русские все еще идут: аналитики США о враждебных действиях России в 1941 году

Война продолжается.

Воспоминания ветерана ПВО Москвы: за 75 лет до С-500

Чем Иосиф Сталин отличался от Саддама Хусейна.

День святой Валентины

Истинное значение подвига Терешковой